Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
Шрифт:
Устоять перед чарующей прелестью танца наш герой не смог. Оркестр, которым дирижировал знаменитый скрипач Ульпиано, размещался на весьма просторном балконе, слева от великолепной лестницы из темного камня. Дверь справа вела в зал, а напротив нее находилась другая дверь, которая выходила на анфиладу еще более просторных балконов, так называемую галерею Дель-Росарио. Оставив свои шляпы и трости лакею-негру у входа в нижний вестибюль, примыкавший к площадке лестницы с двойным маршем, и окинув взглядом величественный зал, который, если позволительно подобное преувеличение, годился бы для скачек, студенты увидели, что он весь заполнен веселыми парами танцующих.
Как мы уже ранее сказали, здесь собралась самая знатная и блестящая молодежь Кубы, которая безудержно предавалась, по крайней мере в эту минуту, своему любимому развлечению. Сквозь легкое облачко пыли, поднимаемой ногами танцующих в такт меланхолической и сладостной музыке, рожденной где-то в тайниках души порабощенного народа, женщины в ослепительном сиянии хрустальных люстр казались еще прекраснее, а мужчины — еще представительнее. Могла ли вся эта молодежь думать о чем-либо, что не касалось до пленительного зрелища бала? Разумеется, нет!
Гамбоа начал тотчас же присматривать партнершу для танцев, хотя и не находил в них особого удовольствия; Менесес, который танцевал редко, и Сольфа, не танцевавший вовсе, примкнули к зрителям. Последний из трех друзей с горькой усмешкой вглядывался в ненавистное изображение самого глупого и самого жестокого из всех королей Испании, который, казалось, с глубоким презрением взирал из-под золоченого балдахина на эту безрассудную молодежь, наслаждавшуюся мимолетными радостями.
С трудом пробираясь сквозь тесные ряды зрителей и танцующих, Гамбоа неожиданно оказался перед самой юной из сеньорит Гамес, чей портрет мы бегло набросали выше; разгоряченная танцем, но не переставая кружиться в объятиях своего кавалера, подобно сильфиде, она кивнула Леонардо, и тот скорее понял по ее глазам, нежели услышал: «Исабель здесь».
— Танцует? — спросил юноша.
— Какое там! Ждет вас.
— Меня? Неужто она мне так верна? А я ведь из-за сущего пустяка мог и не попасть сегодня на бал.
И в самом деле, Исабель находилась в ту пору в зале, оставшись без партнера или, как говорят в народе, при пиковом интересе: она сидела слева, у самого входа, между сеньорой средних лет и ученый адвокатом Доминго Андре, с которым вела оживленную беседу. В груди Гамбоа, несмотря на все его природное легкомыслие, вспыхнула ревность, с которой ему было не так-то просто справиться; и вовсе не потому, что он был действительно влюблен, а потому, что молодой человек, который беседовал с девушкой, слыл изрядным любезником и умел входить в доверие к скромным сеньоритам. Надобно тотчас же сказать, однако, что в то время Андре был увлечен совсем иной красавицей, мало походившей на Исабель Илинчета. Речь идет о той самой девице, которую он, проявив робость, потерял, а литератор Доминго дель Монте, проявив смелость, покорил, причем, если мы не ошибаемся, в тот же вечер. Что касается Исабели, то она встретила Леонардо очаровательной улыбкой, что, впрочем, ничуть не успокоило юношу, а лишь причинило ему еще б'oльшую досаду. После того как Леонардо раскланялся со спутницей Исабели — матерью сестер Гамес, а также с Андре, девушка, желая показать, что она отнюдь не кокетничает и, уж конечно, не собирается мстить, весело обратилась к Гамбоа:
— Я только что говорила сеньору, что этот танец мною обещан, но он не желает мне верить.
— Однако, насколько мне известно, вы сегодня еще ин разу не танцевали, — возразил Андре.
— Да ведь за это время сыграли всего-навсего два танца, — ответила Исабель, нимало не смущаясь, — но вы до сих пор и не подумали меня пригласить, хотя танцуют уже третий.
— Иначе говоря, я пришел некстати. Не так ли?
— Сеньорита права, — вмешался Леонардо, успевший преодолеть свое смущение. — У нас с ней еще прежде был уговор, что она мне дарит третий танец, на каком бы вечере мы ни встретились. А потому, как видно, я пришел в самую пору. Недаром же говорится — лучше прийти один раз, да ко времени, чем ходить целый год, да все попусту.
— В том-то и беда, — воскликнул галантный адвокат, — что мало среди нас таких, кто умеет подойти к хорошеньким девушкам в нужную минуту!
Андре откланялся и отошел, чтобы присоединиться к двум дочерям сеньора Альдама, из коих младшая, Лола, мало кому уступала в тот вечер пальму первенства по красоте. Леонардо и Исабель, взявшись за руки, стали в ряды танцующих невдалеке от первой пары, пользуясь любезностью общих друзей, которые, невзирая на опоздание нашего кавалера и его дамы, не заставили их стать позади всех, как то полагалось в подобном случае.
Кубинская кадриль, должно быть, и вправду была создана для влюбленных. Сам по себе танец, несомненно, очень прост, движения его легки и непринужденны, ибо основное назначение его — это как бы сблизить юношу и девушку,
В этот вечер Исабель Илинчета блистала, как никогда, своей природной грацией, которой одарило ее небо. Высокая, стройная, прекрасно сложенная, элегантно одетая и вместе с тем скромная и приветливая, она не могла не привлечь к себе внимания людей утонченных. И нежная бледность лица, и томное выражение светлых глаз, и тонкие губы — все, казалось, придавало особую привлекательность этой девушке, которую, в сущности, красивой назвать было нельзя. Ее очарование заключалось в манере говорить и благовоспитанности. Когда Исабель достигла совершеннолетия, у нее умерла мать; тогда отец, желая дать дочери воспитание и уберечь ее от мирских соблазнов, препоручил сеньориту заботам монахинь-урсулинок, которые приехали в начале века из Нового Орлеана и обосновались в монастыре Пуэрта-де-Тьерра. После четырех лет такой опеки, в течение которой Исабель получила скорее религиозное воспитание, нежели всестороннее и законченное образование, она уехала в деревню, на кофейные плантации своего отца вблизи местечка Алькисар. Там она и жила вместе со своей младшей сестрой Росой и одной из теток, вдовой морского врача, по фамилии Бооркес. Сам Бооркес совершил в свое время множество путешествий к берегам Африки, сопровождая экспедиции, снаряженные компанией «Гамбоа и Бланко». В конечном счете он нажил страшную болезнь, умер во время одного из рейсов и был выброшен в море, подобно многим из тех несчастных дикарей, которых он помог насильно увезти из их родного края. Вот почему дон Кандидо не раз оказывал вдове врача свое щедрое покровительство. Леонардо, навестив сеньору Бооркес на плантации Алькисар, естественно, влюбился в ее племянницу, скромность и изящество которой еще больше оттеняли ее ясный ум и тонкую проницательность.
Как мы уже сказали, в фигуре Исабели не было привычной женской округлости форм и, разумеется, никакого намека на изнеженность. В деревне любимым ее занятием была верховая езда, а также плавание, к которому она привыкла, ибо проводила ежегодно купальный сезон на реках Сан-Андрес и Сан-Хуан-де-Контрерас. Почти ежедневные поездки на плантации отца и его соседей, частые прогулки, даже в непогоду, которые она совершала из любви к природе, а также потому, что не умела сидеть на месте, укрепили и физически развили ее тело настолько, что оно постепенно почти утратило мягкость линий, характерную для девушки ее возраста и круга. Дабы ничего не упустить в мужественной и решительной внешности Исабели, следует добавить, что над верхней губкой ее выразительного рта темнел шелковистый пушок, который — стоило его лишь почаще подстригать — мог бы превратиться в густые черные усики. Этот пушок и белые, мелкие и ровные зубы составляли обаяние улыбки Исабели.
Нет ничего удивительного в том, что Леонардо, будучи по природе несколько недоверчивым и замкнутым, воспылал страстью именно к этой девушке, чей портрет мы только что набросали. Жизнь распахивала перед юношей золоченые двери. Несмотря на свои связи и богатство, он еще не общался с женщинами, близкими ему по духу и воспитанию, и не пытался искать среди них будущей подруги жизни. Грубость его была только внешней и проявлялась, пожалуй, в резкости манер, ибо где-то в глубине души он сохранял, как мы будем иметь случай наблюдать, неиссякаемый источник благородства и нежности чувств. Господь бог, по счастью, не лишил его способности любить; беда была лишь в том, что женщины, с которыми он до того встречался, либо сдавались ему под натиском неукротимого пыла его молодости, либо уступали силе расточаемого им золотого дождя. Ни одно из этих могучих средств воздействия не могло пленить воображение богатой, благовоспитанной, скромной и добродетельной девицы, какой была Исабель Илинчета. Привлеченный сначала ее внешностью, а затем очарованный и ее высокими нравственными качествами, Леонардо, несомненно, понял, что завоевать любовь Исабели ему удастся только в том случае, если он глубоко затронет ее сердце и обратится к ее уму. Впрочем, эта молодая женщина, которая предстала перед Леонардо в совершенно неведомом ему облике, сама жила вне земных треволнений, когда он впервые встретился с нею.