Сестра Грибуйля
Шрифт:
Г-Н ДЕЛЬМИС. – А расскажи-ка мне, что ты видел и слышал.
ГРИБУЙЛЬ. – Нет, не могу: Каролина запретила.
Г-Н ДЕЛЬМИС. – А! Запретила! А ты всегда ее слушаешься?
ГРИБУЙЛЬ. – Всегда, всегда, и никогда не перечу, даже если не понимаю, что к чему.
Г-Н ДЕЛЬМИС. – А если бы Каролина велела тебе одно, а я – другое, кого бы ты послушал?
ГРИБУЙЛЬ, в раздумье. – Кого бы я послушал… Так… Вы – мой хозяин… Каролина – моя сестра… Я должен повиноваться хозяину… Но раз Каролина сказала… Погодите… понял! Я бы послушался Каролину, а не вас!
Г-Н ДЕЛЬМИС, улыбаясь. –
ГРИБУЙЛЬ. – Потому что сестра – главнее. Сестра всегда остается сестрой. А хозяева меняются. Сегодня вы мой хозяин, но если я уйду, вы мне больше не хозяин. Правда же?
Г-Н ДЕЛЬМИС, рассмеявшись. – Браво, Грибуйль! Отлично все рассудил.
Они подошли к дому, смеясь в два голоса, г-н Дельмис – над рассуждениями Грибуйля, а он – видя, как смеется хозяин. Обед был готов; Каролина поджидала Грибуйля, чтобы ставить блюда на стол. Она хотела побранить его за опоздание, но Грибуйль пообещал после обеда доказать, что на нем нет вины; так что ей пришлось отложить заготовленные упреки. Обед был объявлен превосходным, Грибуйль отлично накрыл стол и уже торжествовал, выслушивая восхваления г-на Дельмиса, когда, ставя на место компотницу с малиной, зацепил прическу г-жи Дельмис, опрокинул компотницу и вылил малину на голову и платье хозяйки.
– Какой ты неловкий! – вскричала она, вскакивая из-за стола. – Прическу испортил! Платье испачкал! Это невыносимо!
Грибуйль невозмутимо поглядел на нее.
– Это не страшно, – ответил он, – прическу Каролина переделает; а что касается платья, беда невелика, потому что оно все равно некрасивое… Ну это же правда, – продолжал он, видя, как г-жа Дельмис собирается яростно накинуться на него, – совсем некрасивое! Оно вам не идет! В утреннем платье вы выглядите гораздо моложе и свежее, чем в этом!
Г-ЖА ДЕЛЬМИС, с гневом. – Наглец!
ГРИБУЙЛЬ, с удивлением. – Почему наглец! Что я сказал? Разве это не правда? Скажите же, сударь, разве не так?
Г-н Дельмис улыбался; на слова Грибуйля он поднял глаза, увидел раздраженное лицо жены, удивленную простоватую физиономию мальчика и, пожав плечами, молча отвернулся.
ГРИБУЙЛЬ. – Вот видите, господин хозяин молчит; если бы я сказал что-то плохое, он бы рассердился. Разве я виноват, что вы устраиваете эти странные прически, такие огромные, что они прицепляются к блюдам? Спросите у Каролины, я хоть раз задевал ее волосы? Да никогда, потому что они уложены без фокусов.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Мальчик невыносим; по правде говоря, его не следует держать на службе.
Г-н Дельмис собирался ответить; но в этот момент вошла Каролина, спрашивая, что случилось.
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Ничего хорошего; Грибуйль задел прическу жены и опрокинул компотницу с малиной ей на голову.
– И месье, конечно, на него сердится! – в ужасе вскричала Каролина. – Боже мой, какое огорчение! Пятна на платье мадам! Сок в ваших прекрасных волосах! Если мадам позволит, я переделаю прическу и почищу платье; если сразу же застирать, пятна быстро исчезнут.
Г-жа Дельмис, ублаготворенная сочувствием Каролины и комплиментами, сделанными ее волосам, вышла из столовой, в сопровождении Каролины, которая бросила на Грибуйля взгляд грустного
До этого Грибуйль оставался невозмутимым, но догадавшись о недовольстве сестры, он принялся обходить залу большими шагами и бить себя по голове, приговаривая:
– Я опять сделал глупость! Это у Каролины на лице написано! Сударь, окажите милость, попросите ее не злиться на меня! Я ведь не нарочно! Кто угодно может зацепиться за фарфоровое блюдо, когда оказывается рядом! Да еще с такой головой, как у мадам! Мог ли я представить, что ей так начешут волосы, что голова станет как бочонок? Нечестно на меня за это дуться. Не правда ли, сударь, это несправедливо?
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Слушай, Грибуйль, ты не сделал ничего преступного, но проявил неловкость и дерзость, а когда служат, нельзя быть неуклюжим и невежливым.
ГРИБУЙЛЬ. – Легко сказать, сударь; поглядел бы я, как бы вы таскали дюжину блюд и тарелок, как я сегодня вечером, ничего не разбив (никто же не может сказать, что я что-то разбил) – и вообще: сердиться из-за компотницы, которую опрокинули на уродливое платье (а оно уродливое, сударь, уж можете мне поверить, раз я утверждаю), на уродливое платье, говорю я, и на прическу!.. а что за прическа!.. В конце концов, если месье считает мадам в таком виде очаровательной, мне нечего сказать; но… уж точно, если бы я был на месте месье, то заставил бы мадам отказаться от такой прически… и… она стала бы только лучше… то есть я не говорю, что мадам стала бы совсем красивая… нет… я этого не говорю… но она была бы… недурной, во всяком случае, смеяться ей в глаза не пришлось бы.
– Грибуйль, Грибуйль, – ответил г-н Дельмис, сдвинув брови, – если ты будешь продолжать такие речи, то боюсь, что и я, и жена с тобой поссоримся.
ГРИБУЙЛЬ. – Не бойтесь, сударь, я не скажу мадам то, что говорю вам. Но я почти уверен, что вы на меня не рассердитесь и не выдадите и что Каролина тем более не узнает, что я тут наговорил. Верно она предупреждала: «Не напоминай хозяйке про ее возраст».
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Ага! Вот и Каролина тебе так сказала.
ГРИБУЙЛЬ. – Да, сударь, а я-то позабыл и проболтался мадам, что она выглядит старой! Ах! Правильно Каролина делает, что сердится на меня! Боже мой! Боже мой! Как же я несчастен! Каролина на меня сердится!
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Успокойся, бедный мальчик! Передай Каролине, что я тебя простил, что я тобой доволен; и она не будет больше сердиться. До свиданья, убирай со стола, да смотри не разбей ничего – и не бойся. Я буду твоим другом и заступлюсь, если понадобится.
ГРИБУЙЛЬ. – Спасибо, сударь, спасибо. Я очень признателен! Я не забуду вашу дружбу и тоже буду вашим другом, уж таким другом, который даст себя убить за вас!
XI. Великолепный десерт
Г-н Дельмис вышел, дружески попрощавшись с Грибуйлем, и тот принялся убирать тарелки и хрусталь.
– Отличный человек! – воскликнул он, стукнув в подтверждение слов стаканом по тарелке и разбив и стакан, и тарелку… – Ой! Опять несчастье! Ну что за невезение! Только со мной так бывает. Стоит произнести «Отличный человек!» – чтобы похвалить хозяина самым честным и достойным образом, и вот пожалуйста – стакан и тарелка вдребезги! Что ж, и сказать уже нельзя: «Отличный человек!»? Это уж слишком! Что за дом!