Сестра моя – смерть
Шрифт:
– Голова очень болит. – Люба ковырнула снег носком сапога.
– У вас, я так понимаю, постоянно что-то болит. – Он сказал это без всякого сочувствия, просто факт обозначил.
– Постоянно.
– Вам нужно лечиться.
– Я и лечусь.
– Не так. Вам нужно основательно лечиться, у хороших специалистов, в платных клиниках.
Какой смысл, какой смысл? Он опять о деньгах. Если отец оказался ненастоящим, какой смысл?
– Здоровье покупается, как и все остальное, поверьте мне, Любовь Романовна.
Ну вот, опять завел свою волынку!
– Я
Наш план! Постеснялся бы говорить! Если у него там какие-то планы, она тут ни при чем. Отец – вот и весь ее план, а теперь-то что?
– Мы должны восстановить справедливость. Так или иначе, по рождению вы – Озерская. В семь он всегда ужинает в «Старой крепости», это такой ресторан.
– Кто ужинает?
– Ваш отец, Юлиан Озерский. Сегодня вы на него только посмотрите, издалека, а там решите, хотите быть его дочерью или нет.
– Мы пойдем в ресторан?
Как все грустно! И бессмысленно, бессмысленно. Голова болит, печенка опять болит, отец – не отец, мама ей не поверила и оказалась права. Да и мама – не мама. Отключить аппарат, лечь на скамейку, поджать ноги и лежать не шевелясь.
– Нет, сегодня в ресторан мы не пойдем. Мы подъедем к дому Озерского, у меня за углом машина. Да вы все увидите.
Что там видеть, зачем? Озерский – ей не отец, а дом его – что на него смотреть, вряд ли она станет ходить к Юлиану в гости.
Юлиан Озерский ей совсем не понравился – сердитый какой-то, угрюмый. Дом богатый, хороший, ничего не скажешь, с охраной, и машина у него иномарка. Наверное, денег у Озерского куры не клюют. Только ей-то, Любе, какое до всего этого дело? У такого, как он, денег на стиральную машину не попросишь. И разговаривать с ним не хочется. А на кладбище он, скорее всего, любит ездить в одиночестве. И не плачет на могиле, стоит в скорбной позе, шляпу держит в руке и молчит. Все прилично, но никакого чувства. С такими людьми вообще лучше не связываться.
– Ну, что скажете? – Федор Михайлович повернулся к Любе, когда Озерский скрылся в своей машине.
– Ничего. Отвезите меня к остановке, я поеду домой.
– Неужели не впечатлил? Такой монументальный мужчина!
– Чего это он должен меня впечатлять? Я за него не собираюсь замуж выходить. Я вообще ничего не собираюсь. Мне домой надо.
– Наша экскурсия не закончилась. У Юлиана Озерского есть еще загородный дом – вот уж на что стоит посмотреть! А кроме того, я хотел провезти вас, Любовь Романовна, по местам, так сказать, боевой славы Алены: показать школу, где она училась, университет, где учится сейчас, дом, где живет. Это могли быть ваши родные места. Вы увидите, чего лишились. Алене все это досталось по чистой случайности, не по праву, она этого вовсе и не заслуживает: пустая, избалованная жизнью девчонка, и больше ничего. Вы умнее, вы лучше, и, наконец, вы – Озерская. Вы, а не она.
Ему удалось ее уговорить, и вовсе не потому, что польстил – плевала она на его комплименты! Просто стало интересно.
Ну, посмотрела. Ничего особенного! Загородный дом – это, конечно, да! Как в фильме про богатых, не дом, а настоящая вилла. А все остальное – подумаешь! Не стоило и смотреть, время тратить.
– Отвезите меня к остановке, мне надо домой. Не хочу сегодня задерживаться, мама опять станет нервничать.
– Как хотите. – Он не стал ее уговаривать еще что-нибудь посмотреть – наверное, выполнил свою программу. – Поехали.
Федор Михайлович привез ее к той же самой остановке, до которой проводил вчера после ресторана, хотя ему было бы гораздо ближе подъехать к парфюмерному магазину «Нежность», да и ей там садиться на автобус удобнее. У нее создалось впечатление, что он не очень хорошо знает город. Не местный, что ли?
Не иностранец, как оказалось, но и не местный. Кто он все-таки такой? И зачем ему заниматься ее судьбой? Или ему за это платят в его благотворительном обществе?
А загородный домик действительно ничего! А как летом в нем, наверное, здорово: цветы кругом, бассейн, зеленая лужайка перед домом – можно постелить одеяло и загорать, не надо ездить на озеро.
… Мама встретила ее вся в слезах: глаза мокрые и красные, в руке носовой платок. Люба подумала: неужели опять ее потеряла? Она ведь предупредила, что идет на свидание. Но оказалось, мама плакала из-за статьи в газете.
– Любушка, доченька, что же это такое, а? – Мама всхлипнула и сморкнулась в платок. – Как же так можно-то? Что же с людьми-то сделалось? Вот, почитай. Несчастье какое! Бедная женщина!
Газета лежала на столе под лампой. Читать Любе сейчас ничего не хотелось, но мама так плакала! И когда читала, видно, плакала – вся страница в мокрых круглых пятнах.
Статья называлась «Самоубийство по-русски» и произвела на Любу очень сильное впечатление. В ней рассказывалось, как один человек, уличив свою жену в измене, привязал ее к стулу и повесился на ее глазах.
Весь оставшийся вечер они с мамой сидели обнявшись на диване и плакали. И когда Люба ложилась спать, ей было легко-легко, хорошо и светло: как будто вся чернота из души вымылась слезами.
А на следующий день она увидела Алену.
Выбор цветов был огромный, самые красивые – розы. Розы вообще больше всего подошли бы, чтобы украсить праздник – такой праздник. Но неизвестно, любит ли Алена розы. А вдруг они ей не нравятся, бывает же так? Во всяком случае, она тогда купила белые гвоздики – наверное, это ее любимые цветы. Ну что ж, гвоздики так гвоздики, тоже красиво. Пять белых пышных гвоздик.
Прекрасный букет. Только как же теперь с ним идти по магазинам, нужно ведь еще купить торт? Как же это она не подумала? Надо было зайти за цветами на обратном пути. Придется возвращаться домой, чтобы занести цветы, а то еще, не дай бог, сломаются или помнутся.