Сестра Ноя
Шрифт:
— Простите, Арсений Станиславович, – время! Необходимо услышать ваше решение.
— Макарыч, прости, крепко задумался. Ты вот что, поступай по слову Виктора: уволь Юру по–тихому. Он все деньги направил на бараки. Эдакий наш заводской Робин Гуд, защитник нищих. А бараки необходимо взять на баланс – это жилье заводское, и люди там живут наши.
— Всё понял. Спокойной ночи.
— Прощай.
ЧАСТЬ 4. ПРОЩАНИЕ С СОБОЙ
Мистическое путешествие по лабиринтам
Начинается новая жизнь для меня,
И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.
Больше я от себя не желаю вестей
И прощаюсь с собою до мозга костей,
(«Я прощаюсь со всем…» А. Тарковский, 1957 г.)
Проснувшись утром, я протяжно застонал, завыл, как раненый пёс. Бегающие глаза Юрия, пустые оправдания, и самое противное чувство, что самый родной человек предал тебя и предавал не раз и не два, а много раз на протяжении полугода, каждый день встречаясь с тобой на работе, каждый день лгал. И ради чего? Ради денег, которых мне никогда не было жаль ни для него, ни для кого вообще.
Что дальше? Как жить сегодня и завтра, ведь надо идти на работу… И в тот миг я понял одно – мне уже никогда не переступить порог заводской проходной. Я взял в руки коробочку мобильного телефона, набрал SMS: «Я увольняюсь. Меня не ищи, нужно побыть в одиночестве. Прости!» – и отправил сообщение Виктору. Мобильник спустил в унитаз, принял душ и собрал в дорогу рюкзак. Заскочил в сбербанк, оплатил коммунальные счета на год вперед. Купил провиант на первое время и вернулся домой.
Невольно задержался у фотографии Маши, покинувшей меня, улетевшей далеко и надолго – так улетают ангелы, святые и любимые.
— Ты собрался в путешествие? – раздался из гостиной голосок Маши, пока я переобувался.
— Да, Маша, мне нужно побыть одному. Я задыхаюсь в мире жадности и обмана. Это не для меня. Лучше умереть под забором в нищете, чем видеть бегающие глаза родного брата, который предал тебя ради каких-то денег.
Я, наконец, поднял глаза на Машу и невольно залюбовался: она сидела в кресле в свободных белых одеждах наподобие туники, на неё из окна упал луч солнечного света – и вся она сияла неземной красотой. От её помолодевшего лица, такого родного и красивого, от её глаз и рук – исходило то самое теплое сияние любви, которое я заметил в первый день нашего знакомства. То сияние, которое она пронесла сквозь годы нашей дружбы, нашей высокой любви, не растеряв его в повседневной суете, не рассеяв «на мрачных стезях мира сего». На душе стало покойно и чуть грустно.
— Ты, пожалуйста, не удивляйся, Арсюша, – сказала она, – теперь у меня появилась возможность прилетать к тебе в любое время, когда я тебе буду нужна. Я только на минутку… Только навестить тебя и успокоить, а еще навестить папу, сестричку – и сразу обратно.
— Но ведь это такой долгий перелет, столько часов!.. Ты не устала?
— Вовсе нет, – улыбнулась она своей лучезарной улыбкой, которая меня всегда будто обливала потоком света.
— Слушай, Маша, ты так прекрасно выглядишь! Видимо, этот переезд на край земли на самом деле пошел тебе на пользу.
— Да, как любое дело, которое мы выполняем не по самоволию, а по послушанию.
Несколько минут мы провели в молчании.
Наконец, Маша вспорхнула, как белая голубка, улыбнулась на прощанье, взмахнула рукой и ушла. В комнате остались солнечные блики и сладкий аромат, в душе – покой и тихое счастье внезапного озарения.
Перед тем, как отправиться в путь–дорогу, посидел на любимой скамейке, во всех подробностях рассмотрел наш двор, запоминая каждую мелочь. Потом зашел в храм и встал в очередь исповедников. Отец Сергий принимал покаяние тоненькой девчушки–подростка, рассеянно поправляя крупными пальцами складки на её платочке, кивая большой седой головой. Сказав несколько напутственных слов, он прочитал разрешительную молитву и отпустил девочку, смущенно промокавшую порозовевшее личико.
— Арсений, подойди, – сказал священник, остановив мужчину, шагнувшего было к нему, первого по очереди.
— Благословите, отец Сергий, в путь шествующего, – произнес я не без волнения.
— Куда собрался и зачем?
— Да вот понял, что не могу больше работать в бизнесе. Нужно походить по дорогам странствий и в молитве поискать свой путь в этой жизни.
— Понятно, – кивнул он. – Что ж, Ангела хранителя тебе в дорогу. Бог благословит. – Осенил меня широким крестным знамением и сказал: – Вернешься, приходи. Расскажешь, что нашел. Помолчим, помолимся, обсудим.
Ну вот и всё. Отсюда, от ворот храма, начался мой путь в неизвестность.
Вообще-то ощущения нахлынули непростые, прямо скажем, головокружительные! Свобода, она как молодое вино, приносит сладость, легкое опьянение и тонкую тревогу. Наконец, прошагав с километр асфальта, я нащупал в кармане куртки четки и заставил себя сосредоточиться на Иисусовой молитве. И сразу всё изменилось…
Лишь самым краешком сознания я замечал изменения окружающего ландшафта, смену городских строений на широкие загородные поля, мимо проплывали автобусы, дома и облака, вдалеке протекали реки и леса, а внутри затопляла огромное пространство моей персональной вселенной живая пульсация самой простой и самой таинственной молитвы, в которой заключалось всё Евангелие и Предание святых отцов.
В последний раз Иисусова молитва так мощно вращалась во мне, когда я умолял Господа привести в храм Машу. Но, увы, с течением времен неминуемо навалилась усталость, теплохладность сковала душу осенним ознобом – и молитва превратилась в дежурную скороговорку без былого огня и пронизывающего света. …А тут вернулось то, почти детское чувство близости возлюбленного Иисуса, Который всегда стоит у сердца каждого человека и стучит: отвори, если хочешь. Видимо, захотел – отворил потаённую дверь души и впустил Спасителя и пал Ему в ноги: помилуй, Господи, гибну ведь, бездна разверзлась под ногами, держусь за тонкую веревочку молитвенного плетения и из последних сил молю: спаси от бездны преисподней, воскреси из мертвых, верни мне, падшему созданию своему, человеческое достоинство сына Твоего!