Сестрички не промах
Шрифт:
— Богиня, — проблеял он и рухнул мне в ноги. Скорее всего он просто не смог устоять на своих, но все равно вышло впечатляюще. Обитатели четырех домов по правой стороне и пяти по левой дружно ахнули, а собаки враз замолчали. — Богиня, — повторил Михаил Степанович и попробовал ухватить мою руку, но не дотянулся. Я сгребла его за шиворот и прислонила к крыльцу. Михаил легонько тюкнулся затылком и блаженно улыбнулся.
— Наркоз лошадиный, — заметила Мышильда и была права. Михаил
— Ты зачем приехал? — сурово осведомилась я.
— За тобой, — пытаясь смотреть прямо, ответил он. — На последние средства. Рвался душой…
— Ясно, — вздохнула я. — Прикинул, что сотни надолго не хватит, и сюда поперся. Между прочим, зря — кормить не буду. А начнешь медведем реветь, так сдам в милицию, вот те крест, — с большим рвением я осенила себя крестным знамением.
— Не можешь ты поступить со мной столь бесчеловечно, — захныкал Михаил Степанович. В наш разговор тут же влез хозяин:
— Это кто ж будет-то, Елизавета?
— Супруг мой, бывший. Ныне алкоголик, а с этой минуты бомж. Деньги есть? — прорычала я.
— Нет, — радостно затряс он головой, — ни копейки.
— Надо его в дом занести, — хмуро предложила Мышильда, — не то он всей улице покоя не даст. А завтра, на трезвую голову, поговорим.
— Что скажешь, Борисыч? — обратилась я к хозяину.
— Заноси, — кивнул он. Я внесла супруга в дом и приткнула на табуретке. При свете лампы Евгений его разглядел и спросил:
— Где ж ты такого отхватила? Вроде как он тебе не пара вовсе?
— Да, завалященький мужичок, — со вздохом согласилась я. — Все ведь через доброту мою. Имею доброе сердце, оттого и грустно видеть людскую неблагодарность.
Мы сели за стол, подумали и с горя послали Евгения за водкой. Он быстро вернулся, и мы выпили по его маленькой, а нашей большой для снятия стресса. Михаил Степанович почуял водочный запах и ожил. Открыл левый глаз, потом правый и, вальяжно махнув ручкой, сказал:
— Наливайте.
— Я тебе сейчас налью, — рассвирепела Мышильда и хотела огреть его подставкой для чайника, но тут дверь распахнулась, и в кухню вошел милиционер в погонах капитана.
— Здрасьте, люди добрые. — Он снял фуражку и глянул в красный угол, а я замерла: неужели перекрестится? Капитан сложил руки под животом и радостно осведомился:
— Вечеряете?
— Проходи, Иваныч, — обрадовался хозяин. — Видишь, гости у меня.
— Вижу. Как говорится: гость — посланец от Бога.
Иваныч прошел, пристроив головной убор на вешалку, и сел за стол.
— Участковый наш, — пояснил Евгений, — Валентин Иваныч. Это Марья Семеновна, Елизавета Петровна и супруг ихний,
— Наслышаны, — степенно кивнул Иваныч, косясь на бутылку.
— Закусите с нами, — предложила я. Мышильда вскочила и подала гостю стопку. Мы выпили, а Михаил Степанович вновь открыл глаза и, увидев милиционера, завыл:
— За что, Лизавета?
— Утихни, гад, — зашипела Мышь.
— Ни в чем не виновен, — проблеял он, прижимая руку к сердцу. — Перед родной милицией, как на духу.
Я приподнялась и легонько шлепнула его по затылку. Эффект вышел неожиданный. Михаил затих, а участковый замер с вилкой в руке, моргнул, крякнул и сказал:
— Вот так девка…
— Да-а-а, — кивнул Евгений, — гренадер.
Минут через пять участковый смог отдышаться, выпив для ускорения процесса водочки.
— Надолго в наши края? — осведомился Иваныч, закусив капусткой.
— На весь отпуск. Марья, принеси паспорта слуге закона.
— Обижаете. Я же по-дружески заглянул…
— Дружба дружбой, а служба службой, — пропела Мышь, вручая ему документы. Он тщательно их проверил, списал данные в блокнот и с благодарностью вернул.
— Говорят, клад ищете? — спросил он с хитринкой.
— Ищем, — покаялась я. — Купец Калашников — прадед наш. В семье про клад много говорили, вот и пытаем счастья.
— Ага, — кивнул участковый, в его глазах прибавилось хитрецы, — тут многие ищут. Помешались на кладах.
— Отчего ж не поискать, коли есть охота, — дипломатично заявил Евгений. Михаил Степанович к этому моменту опять очнулся от легкой дремы и повел носом.
— Этому не наливать, — сурово сказала я.
— Елизавета, — с третьей попытки гневно произнес он мое имя, попробовал встать и что-то продекламировать, но Мышильда его перебила:
— «Волчица ты, тебя я презираю, ты, мерзкая, уходишь от меня».
Все уважительно притихли, а Михаил Степанович обиделся и выразительно надул губы. Выпив еще водочки, участковый удалился, а мы призадумались, что делать с моим бывшим супругом.
Оставлять его в доме никак нельзя — обживается он быстро, и завтра его уже не выгонишь.
— Надо вынести его в сад, — предложила сестрица. — Какая-нибудь телогрейка найдется, прикроем. Погоды нынче стоят замечательные, не околеет.
— У них организмы слабые, — напомнила я.
— Оставьте в кухне, — проявил человеколюбие Евгений, но мы решительно пресекли его благой порыв.
— В сад, — кивнула я и выволокла супруга на свежий воздух. Соорудив ложе из двух телогреек и старого полушубка, мы устроили бывшего под яблоней и вернулись в дом.