Сестрички не промах
Шрифт:
— Ясно, — вздохнула я. — В долг больше никто не дает.
Он запечалился.
— Ты же знаешь, мой единственный доход — мамина квартира, но когда я живу в ней сам, дохода она не приносит.
— Поэтому ты решил вернуться?
— Я бросил пить, — напомнил он.
— Деньги кончились?
— Я понял: жизнь без тебя не имеет смысла. И я уже перенес свои вещи в маленькую комнату.
— Да? — обрадовалась я. — А Иннокентий Павлович разжился ключом от чердака и лезет на крышу.
— Аферист, — презрительно бросил предпоследний и с достоинством сообщил:
— Я
— Отдашь с первого гонорара, — кивнула я и направилась к двери.
— Ты не оставишь меня, — перешел Михаил Степанович на трагический шепот.
— Суп в холодильнике, солянка на плите.
Он бухнулся на колени и лбом уткнулся в пол. Обхватил мои ноги руками и горько заплакал, перемежая всхлипывания выкриками: «Елизавета». Значит, плохи дела: не только в долг не дают, но и к столу уже не приглашают. И теперь перед ним трагический выбор: либо умереть, либо начать работать. Я потрепала его по плечу и сказала:
— Есть место дворника.
Он вскрикнул и побледнел.
— А также сторожа. Сутки дежуришь, двое дома.
Михаил Степанович сполз на пол и распластался у моих ног. С трудом дотянувшись до сумочки, я извлекла кошелек, пересчитала деньги и положила сотню на журнальный столик.
— Все, — сказала я сурово.
В этот момент в дверь позвонили. Осторожно перешагнув через Михаила Степановича, я пошла открывать. На пороге стоял Иннокентий Павлович в мятом костюме, с галстуком, сбившимся набок. Волосы взлохмачены, глаза горят нездоровым блеском, знакомый аромат коньяка известил мое обоняние, что последний основательно поддержал себя перед решительным разговором.
— Лиза, — начал он, но я перебила:
— Момент, Михаил Степанович еще не закончил свой монолог.
Последний с любопытством заглянул в комнату, где Михаил Степанович орошал слезами ковер на полу, а я пошла к телефону и набрала номер Мышильды.
— Алло, — пискляво отозвалась она, а я осчастливила ее:
— Собирайся в экспедицию.
— Ты это серьезно?
— Конечно.
— А деньги?
— Деньги — мои проблемы.
— Мы правда туда поедем? — недоверчиво переспросила сестрица.
В этот момент оба бывших супруга простерли ко мне руки с воплями:
— Елизавета… — один басом, другой дискантом, и я рявкнула:
— Да хоть к черту.
Сборы были недолги. Я легка на подъем, а в тот день на меня напала особая легкость, чему немало способствовали два обстоятельства: вопли Михаила Степановича за стеной, походившие на рев раненого медведя, причем медведя музыкального (он то и дело сбивался на мотив популярной ямщицкой песни), и ночное бдение Иннокентия Павловича в кустах возле дома. Он занял там позицию ближе к одиннадцати вечера, курил, смотрел томно на мои окна и время от времени устраивал под ними пробежки, восклицая: «Ах, Лиза, Лиза», чем очень волновал меня и нервировал соседей. К утру я была готова отправиться куда угодно. Южный берег Крыма, безусловно, предпочтительней, но я уже обещала Мышильде, что возьму ее с собой, а везти ее к
В девять утра Иннокентий Павлович, вдоволь набегавшись, возник на пороге моей квартиры. Михаил Степанович оглашал громким храпом жилище, но звонок в дверь его потревожил, и он предстал перед нами в оранжевой пижаме и разных тапочках.
— Иннокентий Павлович, — сказал он с достоинством. — Не мешало бы вам подумать о людях. Мы отдыхаем. Вчера вы и так слишком долго отвлекали Елизавету от домашних дел, а сегодня в такую рань мы вновь вынуждены вас видеть.
— Да пошел ты… — ответил Иннокентий Павлович, который, будучи на восемь лет моложе и чуть крупнее своего предшественника, иногда сгоряча мог себе и позволить кое-какие вольности.
— В чем дело, Лиза? — вскинув голову, мелодично пробасил Михаил Степанович, а я с улыбкой сообщила:
— Вынуждена вас покинуть. Отбываю в экспедицию.
— А как же твоя работа? — забеспокоился Михаил Степанович (к моей работе он относился с трепетом).
— Мертвый сезон, — утешила я. — Отправляюсь сегодня.
— С кем? — насторожился Иннокентий Павлович.
— С сестрицей, а вы тем временем займитесь разменом квартир.
Развернувшись на пятках, я пошла за чемоданами. Оба бывших сунули головы в дверь и стали наблюдать за мной, потом в два голоса вопросили:
— Ты куда?
— За сокровищами, — охотно сообщила я.
— За какими? — проявил интерес Михаил Степанович.
— За семейными.
— Это опасное предприятие, — встревожился он. — Рядом с тобой должен быть мужчина.
— Может, повезет, — пожала я плечами.
— Я хотел сказать, что мог бы поехать с тобой, — обиделся Михаил Степанович, а Иннокентий Павлович двинул его в ребра локтем, вроде бы нечаянно, и заметил:
— А почему это вы? Я тоже могу. И у меня отпуск. В конце концов, я имею больше прав.
— Плевать, — презрительно бросил Михаил Степанович, театрально выбросив вперед ладонь. — Я люблю Лизаньку, любовь выше условностей, что нам людское мнение…
Иннокентий Павлович опять двинул локтем, и Михаил Степанович декламацию прекратил.
— Все, ребята, — заявила я, с улыбкой глядя на них. — Вы тут развлекайтесь, а я вслед за мечтой… Михаил Степанович, как там дальше?
— Белеет парус одинокий, — грустно сказал Иннокентий Павлович, а Михаил Степанович забеспокоился:
— Лизанька, а экспедиция продлится долго?
— До первых морозов, — ответила я.
— А как же… я имею в виду… — В этом месте он трагически вздохнул, а я перевела взгляд на журнальный столик. Сотня уже исчезла. Заметив мой взгляд, Михаил Степанович приуныл и ссутулился.
— Тебе следует немного похудеть, — бодро заявила я и скомандовала:
— Берите чемоданы и к машине.
Предварительный этап намеченной экспедиции на этом не закончился. Заехав за Мышильдой, которая тоже собрала три чемодана, непонятно зачем — проку от ее нарядов как от дождя в январе, мы отправились к ее маме, моей тетке. Она проживала