Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
— Если до этих чертовых гансов до сих пор не дошло, что происходит, — мрачно заметил Тони Кук, когда они простояли так до утра, вглядываясь в утренний туман, — то они там по уши деревянные, как вот этот пень над траншеей. Когда нас наконец пошлют вперед, вряд ли мы застанем их врасплох, а?
Молодой Дэви Шорт, только что прибывший во взвод и впервые оказавшийся в окопе на передовой, поднял на него глаза.
— Да ты что, Куки, при таком обстреле разве кто выживет? С их-то стороны уже какой день стрельбы не слышно. Их окопы уже, наверное, с землей сровняли.
— Может быть. — Тони Кук взглянул в его свежее лицо — еще не мужское,
Тони Кук уперся ногой в стрелковую ступеньку и осторожно выглянул за бруствер.
— Как думаешь, Том, — пробормотал он, — наверно, уже скоро, а?
Том кивнул. Его отпускная бумага была надежно засунута в карман гимнастерки, и он с нетерпением ждал приказа. Ожидание оставляло слишком много времени дли размышлений, а мысли о Молли сводили его с ума.
Весь день они были заняты проверкой снаряжения, хотя прошлой ночью почти не спали, а когда ближе к вечеру наконец пошли перекусить, явился капитан Херст с сержантом Тернером и пайком рома. Пока сержант раздавал каждому по двойной порции, капитан Херст заговорил.
— Назначено на завтра, — тихо сказал он им. — Что делать, вы знаете. Обстрел будет продолжаться, и дымовая завеса будет. Проволоку снесет артиллерия, так что о ней не беспокойтесь. Идем размеренным шагом по нейтральной полосе и занимаем вражеские окопы, как на учениях делали. Артиллерия разобьет их пулеметные позиции, так что, когда мы выступим, гансам особенно нечем будет отстреливаться. Без огневого прикрытия придется им отходить из окопов, если останется, кому отходить.
Так сказал капитан Херст, но Том не слишком-то ему поверил, как и другие опытные бойцы, уже ходившие в атаку. Зато для молодняка, новобранцев вроде Дэви Шорта, впервые очутившихся в окопах, эти слова прозвучали как боевой клич, и дрожь от страха, накопившегося за эти томительные часы, слегка утихла. Теперь, когда стало очевидно, что бой неминуем, они приготовились встретить врага лицом к лицу и были настроены довольно храбро. Известие, что путь перед ними расчищен и сопротивления не будет, подняло их боевой дух: теперь, когда капитан Херст дунет наконец в свой офицерский свисток, они поднимутся из траншей и двинутся по выжженной нейтральной полосе мужественным, твердым шагом.
Прежде чем идти дальше по окопу, Херст и сержант раздали солдатам фронтовые открытки с готовым текстом, сказав, что в этот день им разрешается отправлять только такую почту. Том взял свою и огрызком карандаша зачеркнул лишние строчки. Теперь в его открытке стояло только: «Я жив и здоров. Скоро напишу еще. С любовью…» — и подпись: «Том». Открытки и другие письма — прощальные письма, написанные накануне этой великой битвы, которые надлежало отправить лишь в том случае, если писавший не вернется живым, — собрал капрал Джонс и передал за линию фронта вместе со всеми личными вещами, засунутыми в мешки для песка, чтобы вернуть владельцам после… если будет кому возвращать.
Батальонный падре прошел по окопу, тихо беседуя
— Смолли, вам здесь не место.
— Самое место, — весело возразил падре. — Завтра я буду на перевязочном пункте, а сегодня решил зайти сюда, на случай если… если вдруг кто-то захочет поговорить со мной перед тем, как идти в атаку, понимаете?
— Понимаю, — ответил капитан Херст. Мужчины обменялись рукопожатиями, и падре двинулся дальше по траншее в одну сторону, а капитан Херст в другую. По пути оба негромко, ободряюще беседовали с солдатами, ожидавшими атаки.
В ту ночь никто не выспался, потому что до утра грохотал обстрел. Все заново проверили вещи в вещмешках, которые им предстояло взять с собой: рубашка, носки, НЗ на два дня, бинт, намотанный на пузырек с йодом, фляжка с водой, свернутая плащ-палатка и противогаз. Вещмешки были тяжелые, громоздкие, а между тем это была только часть груза. Помимо вещмешков, винтовок и саперных лопаток, нужно было еще тащить подсумки с гранатами, чтобы забросать немецкие окопы и уничтожить все возможные очаги сопротивления. У одних были с собой мотки колючей проволоки для укрепления захваченных траншей, у других — кирки или лопаты, кусачки и пустые мешки. Дополнительные боеприпасы были розданы, патронташи переброшены через плечо, а кому-то досталось тащить пулеметы Льюиса, чтобы установить их потом во вражеских окопах. С этим-то грузом, с прикрученными к винтовкам штыками им предстояло перейти нейтральную полосу размеренным шагом после артобстрела, который должен был расчистить им путь, и прорвать сначала одну, а затем и вторую линию вражеских укреплений, оттеснив немцев назад.
Том с Тони грели ладони о кружки с чаем, крепко приправленным ромом, и ждали под серым рассветным небом команды к бою.
— Дело-то пустяковое, — сказал Тони, — молодой Шорт прав. Под таким обстрелом никто не выживет. Как думаешь, что мы там увидим — что все гансы убиты или, того лучше, удрали?
— Молись, чтобы так и было, — серьезно сказал Том, — потому что если нет… — Голос у него оборвался, и они с Тони разом вспомнили о Гарри и о других, кто вот так же ушел сквозь туман в атаку или на задание и не вернулся.
Их всех собрали вместе перед атакой: сотни людей, поднятых из тыловых траншей, набились в узкие передовые окопы. Они беспокойно переминались, ожидая в тесной толпе сигнала к атаке, и уже были бы рады выдвигаться поскорее. Тони и Том вместе с остальным взводом ждали на стрелковой ступени. Еще один батальон впереди уже выбрался за бруствер под прикрытием темноты и лежал в укрытии на нейтральной территории, готовый подняться по команде. Сзади ждали другие, чтобы выдвинуться вперед, когда придет время для второй и третьей волны.
За десять минут до начала атаки орудия смолкли. Все уже так привыкли к непрерывному гулу и свисту снарядов, к грохоту взрывов вокруг, что на миг Тому подумалось, не оглох ли он. Тишина окутала окопы, словно дым, — а дым между тем тоже начинал выползать из-за траншей зловещими клубами, просачиваться между пней, накрывая их, будто пухлым тяжелым одеялом. Том оглянулся на Тони, тот пожал плечами, и сейчас же воздух сотряс оглушительный взрыв — не обычный грохот разорвавшегося снаряда или выстрела из тяжелого артиллерийского орудия, а жуткий, сотрясающий землю, разрывающий небо гром: он катился, не умолкая, словно грозовой раскат, сопровождающийся эхом отголосков.