Сеть Антимира
Шрифт:
На другой стороне лагеря был еще один забор: метрах в десяти друг от друга из земли торчали два грубо отесанные столба, между верхушками протянулась толстая балка из крепко стянутых кожаными лентами жердей. На балке закреплена верхняя часть сплетенной из сухих ветвей стены. Химик прикинул, что балка, скорее всего, может проворачиваться, и тогда стенка поднимается, как ворота гаража, открывая то, что находится за оградой.
Перед забором стояли еще несколько столбов, с цепями, на которых весели четыре клетки. Задними решетками они почти касались плетеной
Пара клетей оказалась занята гиперами. В одной сидела, пригорюнившись, молодая парочка, в другой ковылял из стороны в сторону сгорбленный гиперский старикан с седыми патлами и длинными тощими руками, которыми он качал, как маятниками. На нем были только кожаные бриджи, а двое других облачены в одежду из шкур.
Унынием веяло от этого места, унынием и страхом. Когда пленников поднесли к клеткам, старик вцепился в прутья, уставился на них, а молодые сначала вяло подняли головы, но при виде Химика вскочили.
Его ноздри задергались, уловив новые запахи. Которые сообщили разуму то, что уже сказали глаза: два самца и самка, совсем юная, один самец молодой, второй старик. На него наплевать, он злобный, но слабый, а вот молодой силен, хотя почти еще щенок. Но это конкурент!
Химика зашвырнули в клетку, следом туда влетел Тоха, лязгнула дверца. Из-за гиперских запахов сама собой приподнялась и задрожала верхняя губа, он глухо зарычал, глядя на соседнюю клетку, откуда на него смотрела парочка. Пришлось мысленно прикрикнуть на болотного жителя внутри себя, пинками загнать его в глубину рассудка. Ему не нужна эта самка, поэтому молодой самец – не конкурент!
В соседнюю клетку посадили Василия Пророка и Пригоршню. Веревки с пленных не сняли. Приказав себе больше не глядеть на гиперов, Химик уселся на решетчатом полу. Пока Тоха, уткнувшись лицом в прутья, говорил с Пророком, он начал рвать веревку на руках. Та оказалась старой, сухой, с колючими лохматыми жилами, которые легко поддавались крепким гиперским зубам. Освободив руки, взялся за ноги. Тоха сначала косился на него, затем попытался избавиться от веревки своими силами, не смог и попросил:
– А мне поможешь?
– Давай руки, – сказал Химик, выпрямляясь.
– Э, братан! – донесся из соседнего «камеры» голос Пригоршни. – Нас куда притащили? С меня вообще все поснимали, даже сломанный перочинный ножик забрали!
– А я без перчатки, – сказал Химик, перегрызая веревку на запястьях Тохи. – Когда пришел в себя, ее уже не было.
– При чем тут перчатка? – спросил курносый недоуменно. – У нас все оружие забрали и рюкзаки, вот это беда.
– Рюкзак мой! – насуплено рокотнул Василий Пророк. – Нет его… очень плохо.
– Чего ты так с ним носишься? – поинтересовался
Отсюда чертово колесо было хорошо видно: торчащая над деревьями верхняя половина медленно вращалась на фоне серого неба. Из соседней клетки донесся призывный звук, и Химик глянул туда. Самочка, миниатюрная и взъерошенная, облаченная в тогу из шкур, в сандалиях, снова робко уукнула. Темные глаза ее смотрели печально. Юный самец оттолкнул ее от прутьев, зарычал на Химика, предупреждая: моя! За ними, в крайней клетке, бормотал и визгливо вскрикивал старик, подскакивал, пытаясь выглянуть над головами молодых. Химик отвернулся от них и увидел, что от круглого дома к ним идут трое.
– О! – сказал Пригоршня. – Вот этот очкастый – явно местный босс, а? Э, мужик! А-ну, подь сюды!
Призыв было излишним – «местный босс» и так направлялся к ним. Его сопровождали двое. Слева шагал коренастый парень в меховой куртке и штанах, с необычайно широкими плечами, низким выпуклым лбом, маленькими глазками. Голова у него была очень крупная и будто клонила его к земле, он шел сгорбившись, вытянув вперед шею. В руках короткое копье. У третьего, уже знакомого часового с крыши, был самострел: тетива, пружина, ложе с выемкой, где находилась короткая стрела.
Они остановились перед клетками, и Химик исподтишка уставился на босса. По морщинистому бледному лицу трудно было угадать точный возраст, но наверняка сильно за сорок. В отличие от остальных, подстрижен, хотя и неровно, и побрит. В очках левая стекляшка треснула, сломанная дужка скреплена проволокой. Двое других встали по бокам от него. Лобастый копьеносец переминался с ноги на ногу, сопел. Вид у него был угрожающий, да и чутье гипера подсказывало: непредсказуемый, опасный.
Старик-гипер затих, а самочка тихо заскулила, и юный самец зашипел на нее.
Все молчали. Равнодушный взгляд очкастого переходил с одного пленника на другого.
– Кто из вас убил Мари? – спросил он.
– Это ты о ком? – тут же откликнулся Пригоршня. – Ты местный вождь? Так, а ну скомандуй своим, чтоб нас отпустили, где это видано, чтоб живых людей – да в клетки? Мы вам звери, что ли?
– Мы не знаем ничего ни про какую Мари, – подал голос Тоха.
Вожак еще раз по очереди окинул пленников взглядом и повернулся, чтобы уйти. Тогда Пригоршня, не выдержав, заорал:
– Эй, куда пошел! Очкастая морда, я с тобой говорю! Вы зачем нас сюда посадили, козлы патлатые?!
Главарь дикой стаи, снова повернувшись к клеткам, поглядел на него, как на пустое место.
– И не моргай тут на меня! – разъярился Пригоршня. – Тебе второе очко на морде расквасить?!
Лобастый глухо зарычал и подался вперед, выбросив перед собой копье. Наконечник скользнул между прутьев, почти ткнул Пригоршню в грудь, тот едва успел отскочить, налетел спиной на стоящего позади Василия Пророка и заорал: