Сет из Хада
Шрифт:
— Да, не зря ты показал мне эту бумагу. Что ж, Рофокал не глуп, и не будет просто так раздавать такие полномочия.
— Так ты согласен? — Спросил Сет, не зная как понимать его слова.
— А разве у меня есть выбор? — Удивленно посмотрел на него лекарь, — А теперь давай есть, пока не остыло это чудо поварского искусства.
Облегченно вздохнув, Сет с удовольствием последовал его совету…
…Он смотрел на лежащего на узкой койке Надгробного, который чем-то неуловимо напоминал Эфиппаса, и старался унять охватившее
— Спрашивай.
Вопросов было несколько но, предупрежденный Ксафаном, что сеанс будет коротким, так как «обращенный» мог не выдержать длительного давления, Сет заранее подготовил самые важные, на его взгляд, вопросы.
— Где ты взял этот клинок?
Веки Надгробного чуть дернулись, и Сет увидел, как заметались под ними глазные яблоки. «Обращенный» открыл глаза, посмотрел на клинок, который держал перед ним Сет, и произнес:
— Эфиппас… дал.
Сет удовлетворенно кивнул головой — он ожидал услышать именно такой ответ, и задал следующий вопрос:
— Зачем?
— Обещал подарить… если…, - Надгробный замолчал, глядя куда-то сквозь Сета.
— Если что?
— Если узнаю…
— Что? — Сет наклонился, чтобы лучше расслышать еле слышный голос умирающего.
— Я рассказал ему…, Скелетов… убил Жмурова…
— Откуда тебе это известно?
— Скелетов… у меня прятался…, сначала….
— Прятался после убийства?
— Да…, боялся, что… его тоже…
— Убьют? Кто?!
— Не знаю…, он… не сказал.
— Что было потом?
— Он испугался…, - Надгробный откашлялся, и добавил, — и ушел…
— Как вы нашли его?
— Эфиппас сказал, что он… захочет уйти…
— Куда? На «ту сторону»?
— Да…, чтобы переждать…, - «обращенный» наморщил брови, словно пытаясь вспомнить мучившую его деталь.
— И Эфиппас приказал тебе наблюдать за домом Абигора?
— Да…, - еле слышно ответил умирающий.
— И вы дали Скелетову украсть печать, а потом поймали его?
— Да…
— Почему ты убил его?
— Я…, не хотел…, случайно…, - Надгробный тяжело задышал.
— Ну, да, — усмехнулся Сет, — двадцать несовместимых с жизнью ран, это, конечно, случайность.
— Я тоже… умираю…, - тихо, но резонно прошептал Надгробный, — он вырвал… клинок, и чуть не убил… нас, пока… не отняли…
— Что тебе велел узнать Эфиппас?!
— Кто… приказал…, - Надгробный вдруг замер, и Сет испугался, что он так и умрет, не сказав главного.
Взглянув на Ксафана, Сет уже хотел что-то сказать, но лекарь кивнул и, предвосхищая его вопрос, негромко проговорил:
— Погоди, дай ему отдышаться.
Он оказался прав — через несколько, показавшихся бесконечными мгновений
— Убить… Жмурова!
— Он назвал имя? — Сет с трудом сохранял на лице спокойное выражение.
— Нет…, начал… драться…
— И ты убил его, — констатировал Сет.
Надгробный не ответил. Сет взглянул на молчаливого Ксафана, словно спрашивая, сколько еще выдержит слабеющий на глазах «обращенный». Догадавшись, Ксафан едва заметно пожал плечами. Сет несильно потряс плечо тяжело задышавшего Надгробного.
— У кого сейчас сигила?
— У Эфиппаса, — пауза, — он обещал… вернуть, — голос Надгробного звучал все тише, — когда… все утихнет…
— Зачем она тебе?
— Я… хотел…
Сет напряженно ждал ответа. Лицо Надгробного покрылось мелкой испариной. Увидев хмуро сдвинутые брови Ксафана, Сет быстро спросил:
— Ты хотел сбежать?
Надгробный молчал. Сет обеспокоенно взглянул на Ксафана, и увидел, как озабоченно качает головой старый лекарь. Тело Надгробного вдруг дернулось, выгибаясь в судороге, и Ксафан быстро положил ему на лоб свою широкую ладонь. Взглянув на Сета, он негромко сказал:
— Он умирает.
Внезапно обмякнув, Надгробный замер. Глазные яблоки не шевелились, не было слышно ни дыхания, ни хрипов. Сет посмотрел на встающего с табурета Ксафана. Тот коротко кивнул:
— Все…
Сет убрал клинок и, не глядя на Ксафана, произнес:
— Чистилище все же лучше, чем полное развоплощение.
Ксафан кивнул и, не глядя на Сета, спокойно произнес:
— Тебе виднее. Знаешь, зачем ему была нужна печать?
Сет молча покачал головой.
— Он хотел увидеть свою семью.
Сет ничего не ответил. Он смотрел на изменившееся лицо «обращенного», и думал о том, какая странная доля выпала этому воплощению Эфиппаса. Как в том, так и в этом мире он был лишь исполнителем воли Эфиппаса, живя и умирая во исполнение замыслов и желаний судейского. Думал о том, что его душа навеки будет помещена в Чистилище — грех убийства был самым тяжелым, и отвечать за него будет именно убийца, а не пославший его. Сет думал, что ни в том, ни в этом мире нет справедливости, потому что и там и здесь все получает сильный, а за все отдувается слабый. Это закон, который был придуман не живыми существами, а кем-то намного умнее всех живущих и сейчас, и когда-либо вообще. Но, несмотря на всю его несправедливость, Сет понимал, что иначе быть не может — это закон жизни, где жизнь это борьба, и у кого меньше сил, тот умирает…
…Допрос оставил сложное послевкусие — с одной стороны Надгробного ожидал суд и еще более худшая кара, чем прозябание в Чистилище, где еще оставался какой-то шанс когда-нибудь начать все сначала. А с другой, Сет лишил его даже права на защиту. Да, выуженная информация была ценна, и Надгробный вряд ли добровольно выдал бы секреты судейского, что в какой-то мере оправдывало действия Сета. И все же, он чувствовал себя не очень уютно, особенно, когда ловил на себе взгляды молчаливого Ксафана.