Сети зла

Чернецов Андрей

С замирающим сердцем девушка обошла колоссальный монумент, воздвигнутый в честь царственной четы. Огромные, локтей в двадцать, мраморные Октавиан и Клеопатра стояли, взявшись за руки, а над ними, положив руки на плечи божественных супругов, высилась улыбающаяся мать Исида.

Красивый памятник. Сейчас таких уже не возводят. Дорого. Да и умение со временем подрастеряли. Этот, наверное, делали мастера в самом Египте, а уж затем по морю да по реке статуи привезли сюда и установили. Матушка Сибилла рассказывала, что прежние августы частенько поступали таким

образом, чтобы поднять в провинциях свою популярность. Многие из подобных памятников впоследствии были разрушены либо отправлены на свалку.

Но этот не тронули. Память о первом Августе Октавиане, перенесшем столицу из старого Рима в Александрию и взявшем после женитьбы на вдове своего друга-врага Марка Антония, царице Клеопатре, имя Птолемея Пятнадцатого, в Империи чтили свято. Не случайно даже месяц календаря назван в его честь. И каждые пять лет в октавиане проводятся Октавиановы игры, ставшие заменой древним Олимпийским…

– Красавица, а красавица! – отвлек ее от разглядывания памятника вкрадчивый голос. – Купи билетик.

– А? – непонимающе захлопала глазами. – Какой билетик?

Вихрастый мальчишка-подросток, сверкая озорными глазами, сунул ей под нос разрисованный кусочек папируса.

– Городская лотерея Сераписа! Бери, не пожалеешь! Всего три сестерция, а можешь выиграть миллион!

– Уйди от греха подальше! – насупилась. – Соблазн один!

– Ой, перестань! – досадливо отмахнулся юноша. – Какой соблазн? Розыгрыш послезавтра. Купи. Этот точно счастливый. Голову даю на отсечение!

– Не клянись напрасно, – погрозила ему пальчиком.

– Вот зануда. Тебе что, трех сестерциев жалко?

– Да нет у меня таких денег, – растерянно развела руками Орланда.

– Ой-ой-ой, так я тебе и поверил.

Приставала смерил ее с головы до ног подозрительным взглядом.

– С такими нарядами и нет трех жалких монет? Или ты это платье украла? Что это у тебя там, в кармане? Не кошелек ли?

Послушница уже начала закипать. И чего прилип, спрашивается?

Демонстративно повернулась к нахалу спиной и тут же увидела нужное ей заведение. Не обращая внимания на шпильки, посылаемые ей в спину пареньком, спустилась по ступенькам, толкнула дверь «Буйного кабана» и вошла внутрь трактира.

В нос тут же ударила дикая смесь пота, жареного мяса и специй.

Стараясь не смотреть по сторонам, прошмыгнула в самый дальний угол, слева у стойки, и устроилась за столиком. Заказала у подошедшего служки кружечку какао и порцию медовых пирожков. Есть после недавнего бесовского угощения не хотелось, но таков уж порядок. Занял место – будь добр чего-нибудь заказать. А то попросят освободить помещение.

С явным пренебрежением парень сгреб три асса – единственное, что ей выдала мать-настоятельница, – но заказ выполнил быстро. А когда выставлял его на стол, то, посмотрев в лицо послушнице, отчего-то негромко вскрикнул и побледнел. Скосил глаза в противоположный угол и мелко перекрестился.

Надо же, единоверец. И что он такого увидел у нее на лице? Второй нос

там вырос, что ли?

Пробормотав нечто невнятное, юноша умчался к стойке и принялся шептать на ухо толстяку-хозяину. Тот хмуро повертел головой, вперив тупой бычий взор сначала в послушницу, а затем все в тот же противоположный угол, куда перед тем глазел и половой. Потом вдруг отвесил помощнику увесистую оплеуху и разразился бурной тирадой.

– Не нашего ума дело!… – донесся до нее обрывок трактирщицкого нравоучения.

На Орланду поначалу косились и посетители. Видимо, прилично одетые девушки сюда забредали нечасто (да и что им тут делать, в этом гнезде пьянства и порока?). Но, насмотревшись, вернулись к поглощению напитков и блюд.

– Ух! Ну и вырядилась же ты, Орлашка!

Орланда с недоумением уставилась на обратившуюся к ней женщину лет под сорок, в платье, какое обычно носили горожанки среднего достатка.

– Ну что, не узнаешь, что ли? – добродушно похлопала незнакомка послушницу по плечу. – Я Помпония, портниха, твоей матушке платье шила. Запамятовала?

– Да, припоминаю… – торопливо закивала Орланда, подавляя желание бежать прочь из трактира.

Кезия и в самом деле иногда позволяла себе носить светские одеяния, но вот эту женщину она среди гостей настоятельницы не помнила.

– Ну вот! А вообще, занятно выглядишь. Зачем пришла-то?

– А… дела… Вот, встретиться надо… – невпопад пролепетала Орланда.

– Дела-а… – понимающе протянула портниха. – Оно конечно! Сама молодой была! Ладно, не буду отвлекать.

Удалилась, вихляя пышными бедрами, к столику, где уже сидели двое мужчин и женщина. Все примерно такого же возраста, что и Помпония. Шлепнувшись на табурет, портниха махом опрокинула стакан, а затем наклонилась к приятелям и стала что-то оживленно им рассказывать. По тому, как она то и дело тыкала большим пальцем себе за спину, и по двусмысленным взглядам, которыми ее одарили мужчины, Орланда поняла, что речь идет о ней.

Сразу стало как-то неуютно. Чего это они в ней нашли смешного? Наверняка зубоскалят по поводу того, что скромница-монашка напялила светское платье и завалилась в кабак.

Ну и ладно. Ну и пусть. Это часть ее послушания. Перетерпеть стыд и унижения, чтобы загладить провинность.

Мысли незаметно перескочили на ее разговор с лешим.

Что за странные и непонятные вещи он говорил? Какие-то заклятия, наговоры. Откуда им взяться в святом-то месте? И для чего? Еще эти его пророчества. Вот вещун рогатый!…

За мешочком пришел вовсе не тот, кого она подсознательно ожидала: не священник или монах, а немолодой мужчина с непроницаемым лицом и невидной внешностью, одетый в обычное облачение горожанина… Одним словом, никакой: увидишь и через пять минут забудешь.

Он смотрел на нее пустым взглядом, так и этак.

– Еще бы тогу патрицианскую одела, – изрек он. – Хотя… не так уж глупо. Принесла?

Орланда кивнула, протягивая ему мешочек, который доверили ей беречь пуще глаз своих.