Сети
Шрифт:
Марго вытягивала из колодца вторую бадью, когда с боков ведро перехватили руки Моргана. Она вскрикнула от неожиданности, оказавшись зажатой в их кольце.
– Там… вода кончилась, – залепетала Марго, смущенно прикрывая грудь. – Не хотела тебя беспокоить из-за пустяка.
– Нырнуть головой в колодец, по-твоему, пустяк?
– Но я же…
– А надорваться, таская ведра, в которых уместишься сама?
Морган набросил ей на плечи полотенце, и Марго, виновато скорчившись на узкой лавочке возле колодца, наблюдала, как бедняга, сгибаясь на один бок, таскает воду. Второе ведро он наполнял на треть, а опрокинув очередную порцию в бочку, заходил за сарайчик – видимо, отдышаться и помассировать раненую руку. Всякий раз, когда Морган подходил
– Спасибо! Извини, пожалуйста. Я как-то не подумала, что вода может закончиться. Ну, просто не подумала…
– Думать не надо было, – сквозь зубы буркнул Морган. – Надо было позвать меня.
Споласкивалась Марго без удовольствия. Свежая колодезная вода ненамного теплее монастырских купален, и Марго думала только об уютном уголке за печкой – там тепло и не придется краснеть за свою глупость. К концу помывки она покрылась гусиной кожей, у нее стучали зубы и тряслись коленки. Высунувшись за шторку, Марго обнаружила, что ее заляпанное грязью платье исчезло, вместо него на крючке под полотенцем висят рубашка и штаны. Чистые, пахнут лавандой – очевидно, хозяйка держала в шкафу засушенные цветки.
Одежда оказалась слишком просторной. Концы рубашки пришлось связать на талии; они же послужили поясом, поддерживающим штаны. Марго критически оглядела себя со всех сторон. Она никогда не носила штанов. В монастыре у нее было четыре платья – два черных шерстяных с длинным рукавом, перешитых из монашеских ряс, и два летних – бежевое и зеленое. Иштван мог достать любую одежду, но, даже насмотревшись в Погибшем мире на девчонок, у которых юбки едва прикрывали зады, а штаны начинались на лобке, она по монастырской привычке предпочитала платья до пят. Своим новым образом Марго осталась довольна. Хотя Морган и не делал попыток облапить ее, Марго страшно смущала открытая грудь и отсутствие панталон.
Поднявшись на крыльцо, она обнаружила, что запятнанный пол в прихожей застлан сеном. Марго с улыбкой вдохнула медовый аромат позднего лета. Здорово придумал! Прятаться за печку расхотелось. Да ничего и не вышло бы: едва она вошла на кухню, ее усадили на перины и закутали в одеяло.
– Будешь сидеть, пока синева с физиономии не сойдет, – шутливо пригрозил Морган и сунул ей в руки кружку с горячим травяным отваром.
Повод уложить девушку рядом с собой… Уловка не сработала. Наскоро расправившись с чаем, непоседа выпрыгнула из постели под предлогом напечь лепешек в дорогу. Она порхала по кухне как бабочка, а Морган, притворяясь спящим, следил за ней из-под опущенных ресниц. Переодевание ничего не дало, напротив… Свободные штаны подчеркивают стройность фигурки, а через льняную ткань рубашки просвечивают соски – не очень заметно, но Морган все равно их видел. Он любовался обтянутой штанами попкой, когда девушка нагибалась, чтобы поднять выскользнувшую из рук ложку и убрать с пола разлетевшуюся мучную пыль. И вспоминал, какой живописный вид на эту попку открывался, когда ее обладательница стояла перегнувшись через бортик колодца. Не такая уж она и худенькая в филейной части – есть где разгуляться. К счастью, в ближайшее время ему предстоят только моральные мучения, от физических преты его избавили – Морган очень надеялся, что до конца их с Марго совместного путешествия.
После того как идея с лепешками была доведена до материального воплощения, девушка присела на край постели. Ее уютная молчаливая близость ласково пригревала, как весеннее солнце промерзшую землю. Морган подумал, не пожаловаться ли ему на боль в плечах, а еще лучше – в пояснице, чтобы ее проворные ручонки растерли спину? Да что угодно: в его измученном теле не было ни одного места, которое бы не болело и не просило бы ее прикосновений. Морган выждал несколько минут, наслаждаясь пронизывающими все его существо струями тепла, потом открыл глаза.
– Ой!
Отказаться от вина из ее рук, поданного в постель?
«Это выше моих сил, Малыш. Я возьму все, что ты мне предложишь».
Морган принял у девушки кувшин и нож, который она захватила, чтобы сковырнуть восковую печать. Бросил взгляд на появившийся у него на коленях штопор. Предусмотрительная. Вино может натворить бед. Хорошо бы оно оказалось снотворным. Знающие люди утверждают, будто есть сорта вин, которые рубят наповал. После двух кувшинов мир вокруг прозрачен, как воздух в ясный день ранней осенью. И ты с энтузиазмом приступаешь к третьему. Потом – провал в памяти. Приходишь в себя в горизонтальном положении, на том же месте, где пил, если, конечно, друзья не позаботились вынести твою тушку с поля боя. Кто-то из бывших соотрядников, Морган припомнил, называл такое вино, очевидно основываясь на собственном опыте, бабоукладчиком.
– Хотел бы я знать, кто тебя так завиноватил, что ты по любому поводу извиняешься, – пробормотал он, стряхивая с себя восковую крошку.
– Мне неудобно. – Личико девушки зарумянилось. – Я доставляю тебе столько хлопот…
– Неудобно штаны через голову надевать. И на потолке неудобно спать: то одеяло падает, то подруга. Не смей передо мной извиняться, поняла?
Он прижал горлышко к ноздрям, отхлебнул.
– Пахнет фиалками, ежевикой и смородиной, – подсказала Марго. – Привкус у него ежевично-смородиновый, с нотками дуба.
Действительно, превосходное. И рядом не стоит с бормотенью, которую они делают дома из морошки. Морган передал кувшин девушке, и Марго охотно подхватила традицию Суров пить из одного сосуда.
Сидя плечом к плечу, они наслаждались вином. Морган – молча, Марго ненавязчиво хвалила вина отца: букет ничуть не хуже, и, мало того, они обладают целебной силой, потому как виноград растет вблизи чудотворных мощей святого Аммоса, а бочки, в которых зреет вино, регулярно освящаются. Морган больше слушал звучание ее голоса, чем содержание – половины он вообще не понимал, – и исследовал ее Даром. После ночных событий его авторитет в ее глазах явно возрос, подозрительность и настороженность исчезли, но физического влечения к себе он не ощущал. Доверие, принятие его близости – да, есть, и они уютно согревают. Приставания не добавят ему вистов; скорее всего, они испугают девушку, вызовут у нее отвращение.
Первый кувшин очень мило прижился внутри, поэтому, когда Марго робко заикнулась о втором, Морган без колебаний слазил в подпол, чтобы еще какое-то время, глядя на теплую звездочку лампадки в бархате темноты, делить с Марго чашу и уютное молчание. Третий кувшин грозил разрушить преграду в виде тонкого слоя ткани между ним и разгоряченным вином девичьим телом, и Морган предложил отойти ко сну.
Марго свернулась калачиком у него под боком. Хозяйским одеялом она побрезговала, хотя ни на нем, ни на перинах не было следов крови; Морган уступил ей свой спальник. Некоторое время лежали молча. Морган вяло размышлял о мощах. Как полуистлевшие останки, лишенные Манны, могут исцелять? Либо дикари все это выдумали, и их исцеляет собственная вера, либо Дух бывшего владельца тела по неведомым причинам не отошел в мир иной и вьется где-то поблизости. Подкинуть ребятам задачку на пирушке… А возможно, Маргаритин отец при помощи этой легенды повышает спрос на свои вина. Мастерский ход. Моргану уже начали мерещиться эти самые нетленные мощи, когда Марго завозилась. Приоткрыв один глаз, он обнаружил, что девушка лежит к нему лицом, приподнявшись на локте.