Сети

Тот Пол А.

Тем не менее это был один из моментов, удержавших их вместе. Шейла хохотала, зажав рот ладонью. Хотя он был так накачан лекарствами, что губы не могли выражать мысли словами, тоже нашел лужу очень забавной – забавной, как женщина, способная простить ему счет на пять тысяч долларов, который вскоре придет за залитую дождевальной установкой палату.

– Я знала, что ты никогда не вытерпишь, – сказала она. – Лучше держись подальше от лечебниц до конца своей жизни.

Помогла раздеться, лечь в постель, удерживала трясущееся тело. Галлюцинации стали рассеиваться. Он еще не

мог заснуть, но уже был дома, больше похожий на человека, чем на протяжении многих лет.

– По крайней мере, он пить бросил, – сказала Шейла.

– Да, – сказала молодая Шейла, – это было препятствие. Хотя стену из всего можно выстроить, из пыли и молекул, даже из мозговых клеток.

Раз уж она и так разговаривает сама с собой, Шейла решила, что вполне можно задать вопрос на миллион долларов.

– Какую стену? Какое препятствие? И что там, за препятствием?

– Он не может навсегда остаться в бегах. Рано или поздно вдохнет поток своих снов, и это его убьет – он утонет в субстанции, которая, по его мнению, оберегает его.

– Я просто позволю ему утонуть, если ему того хочется.

– Всегда есть такой вариант, – сказала Шейла Первая, – только у тебя духу не хватит.

Глава 6

– Привет, – сказала Холли, когда Морис открыл дверь. – Изгнал из души Божью милость. Или Мерси тебя изгоняет?

– Я не хозяин этого города.

– Ты его унаследовал, а теперь он остальных лишает наследства. Когда все уверены, что ты можешь помочь с такими деньгами, какие оставил отец, тебе, по-моему, становится жарковато. Лучше прыгай скорей.

Он повернулся и пошел, оставив ее в дверях на холодном ветру, веявшему по прихожей.

– Сейчас Шейлу позову.

– Настал удачный момент, – сказал Иона, – подтвердить давно забытое воспоминание. Действительно был поцелуй или ты его выдумал? Если был, то когда? Тебе всегда хотелось узнать. Лучше сейчас, чем никогда.

Морис предполагал, что Холли поцелуя не помнит, до того напилась в ту ночь. Но все-таки признался Шейле в событии, в котором сам не был уверен, до того напился в ту ночь. Теперь гадал, рассказывала ли она когда-нибудь Шейле. Запомнила ли? Или он просто вообразил себе тот поцелуй? Неужели граница между его фантазией и реальностью полностью размылась?

К моменту его возвращения Холли уже закрыла за собой дверь.

– Помнишь тот вечер в баре? – спросил он.

– Я много вечеров в барах помню.

– Особенный вечер. Когда мы целовались.

– Целовались? Кто? – Холли рассмеялась в ладошку. – Думаешь, ты меня целовал? Ох, помню. Старалась забыть, но запомнила. Если бы ты попробовал поцеловать меня, хромал бы до сих пор.

– Сейчас Шейлу позову, – сказал он, гадая, что еще навыдумывал.

Раз в месяц Шейла с Холли совершали дальнюю поездку вдоль побережья. Порой почти не разговаривали. Иногда Холли исповедовалась, рассказывая о своих приключениях. Время от времени расспрашивала о супружеской жизни, но обычно Шейла говорила: «Не знаю», – и беседа всякий раз проваливалась в дырку в кармане, как пенни, за которым

и наклоняться не стоит.

– Я дала обет, – сказала Холли. – Больше никаких мужчин. По крайней мере, никаких более или менее долгих романов. Хочу научиться говорить «нет». Хочу научиться жить одна.

– И все-таки носишь эти чулки и ходишь без лифчика. Не слишком суровая епитимья. Ну, сверни косячок. Дальше что?

– Мы знаем, что нам требуется, правда? Полежать голышом на солнышке в том самом местечке, где бывали сто лет назад, на холме над берегом. Едем вниз по побережью.

– Не знаю, – сказала Шейла. Вдруг родители застанут ее голой прямо над тем местом, где играли повторную свадьбу? – Я покраснею, как кардинал.

Они приехали на то место, где много лет назад лежали на солнце, зная, что их могут увидеть. Холли в то время это не беспокоило, а Шейле не хотелось признаться, что это ее беспокоит. Травка всегда помогала. И теперь поможет.

– Забавно, что солнце опасно, – заметила Шейла.

– Не гаси его, – сказала Холли. – Немного опасности не помешает.

Почему так холодно? Может быть, ветер предупреждает город об осуществлении проклятия Мерси?

Морис высморкался. На бумажном платке проявился розовый поцелуй и растаял.

– Знакомая картина? – спросил Иона.

– Это было. В тот вечер.

– Боже, как ты заблуждаешься. Действительно, ты целовал Холли в тот самый вечер, когда встретил Шейлу, а не несколькими неделями раньше. И очень быстро об этом забыл. Забудь о своей шалости. Разве иначе ты сможешь рассчитывать на свое колдовство, Просперо? [23]

23

Просперо– персонаж комедии Шекспира «Буря», волшебник, выброшенный после кораблекрушения в бурю на необитаемый остров.

Иона прав. Вполне возможно, что случавшееся в те времена, когда Морис допьяна напивался, вообще не случалось, и нечего беспокоиться. На самом деле напился двойник, абсолютно потерял контроль над собой, лапал Холли, любого другого, шатался, спотыкался, плелся, описался, в конце концов. Разве можно винить в том Мориса? Поэтому он на другой день реконструировал сохранившиеся воспоминания в наименее постыдном варианте, наполовину помня поцелуй с Холли и, соответственно, перенеся его на некий вечер задолго до знакомства с Шейлой, чтобы иметь возможность спокойно в том признаться.

– Не такое уж большое дело, – заметил Иона, – очередной кусочек шарады. Кстати, в дверь кто-то стучит.

Через минуту Морис сказал:

– Дядя Альберт, извини, пожалуйста, но мы за целый день ни черта не сделали.

– Не заводи опять эту проклятую песню, – сказал Альберт, держа в руках кейс, в «молнии» которого застряла носочная пятка. – Я полночи просидел за рулем. В последний раз приезжал сюда на похороны. Теперь вернулся на другие. Ба-ба-ба, бу-бу-бу, город лежит в гробу.