Севастополь
Шрифт:
– От оригинала здесь мало что осталось, – рассказывал умелец. – Но спасибо титановому корпусу – основа надежная. Теперь это не просто спасательное корыто, это – полноценный батискаф. Я даже дал ему имя – «Касатка». Были когда-то на Земле такие киты…
– Читал… – пробормотал Книжник. – И зачем тебе эта штука?
– Понимаешь, – говорил Грин, раскрывая тщательно смазанные створки над рубкой, – мне всегда было интересно по большой бухте на корабле пройти. Здесь их столько, что руки сами тянутся какой-нибудь из них привести в порядок, оживить, что ли. Но даже если удастся починить здесь не очень гнилую
– Почему?
– Да потому что считают, что у них монополия на Южную бухту. Я здесь чужак. Я потому и пить стал, чтобы меня здесь за безобидного завсегдатая бара приняли. Кого интересует пьяница, что по свалке шатается? Я им даже ветряк наладил, чтобы лояльность заслужить. А сам здесь бродил, все излазил. Все корабли прогнили, на дно осели – ничего с ними уже не сделаешь толком. А вот эта штука была на борту спасательного корабля, потому и сохранилась. И кран для спуска уцелел, только механизмы починить надо было, но это дело техники… – Грин опустился на колено, любовно погладил металл корпуса. – Я его три года восстанавливал. По кусочкам внутренности собирал. Нужные детали я здесь находил, обрабатывал и чинил дома, в мастерской – потом тайком сюда таскал. И все время дрожал, чтобы морзаводским не попасться. Они ничего не дали бы сделать. А сделаешь что – отнимут, потому что считают, что все здесь только им принадлежит. И без того все труднее объяснить, с чего это я с Карантинной на Морзавод зачастил. Вот и приходится изображать из себя пропойцу.
– Надо сказать, это у тебя удачнее всего получается, – кивнул Книжник, не заметив, как перешел на «ты». – Я даже поверил, что ты пропойца и есть.
– Водится грешок, – Грин хмыкнул. – Зато теперь у меня такой агрегат имеется! Можно запросто погрузиться – и где угодно прошмыгнуть незаметно!
– А еще можно дно бухты исследовать! – глаза Книжника загорелись, наверное, даже в темноте было заметно. – И живность подводную изучить…
– Об этом я подумал только после того, как работу начал, – хмыкнул мастер. – Тогда и донные иллюминаторы добавил, прожектора, обзорные камеры…
– А это что такое? – Книжник заметил на носу вертикально торчавшую метровую турель с массивной короткой трубой на ней. Из трубы выступала стрела, вроде лучной, только каких-то гипертрофированных размеров.
– А, это, – Грин погладил странное устройство. – Гарпунная пушка. Как у древних китобоев.
– Кого ты здесь загарпунить хочешь?
– Сам не знаю. Но решил, что моя «Касатка» должна быть с зубами. Хотя это так, баловство одно, самое интересное внутри. Да ты не стой столбом, полезай за мной!
Лезть узким ходом в холодную железную банку было страшновато. Казалось, внизу ждут только сырость и мрак, но едва люк над головой закрылся, вокруг загорелся медленно наращивающий яркость свет.
– Специально сделал, чтобы свет постепенно разгорался, – пояснил Грин. – Я ж сюда только по ночам шастаю – чтоб не ослепнуть… Мы сейчас в ходовой рубке. Видишь экран? Это радар. А вот контуры бухты на нем – можно прямо не глядя идти. А это сонар – для ориентации под водой. Вот управление генератором, это аккумуляторы, а это – электродвигатели. Хоть сейчас заводи – и полный вперед! Слушай, а давай попробуем, а?! Одному как-то боязно было, а
Грин явно загорелся этой идеей, защелкал выключателями. В тесной кабине тихо засвистели, загудели приборы и агрегаты.
– А давай – не сейчас, а? – осторожно сказал Книжник.
– Почему? – разочарованно отозвался Грин. – Прошмыгнем в большую бухту, развернемся – и назад!
– Хочу предложить тебе более интересный маршрут.
– Вот как?
– Только с друзьями обсудить надо. Думаю, они тоже будут не прочь прокатиться.
Обсудить с друзьями получилось не сразу. Вернувшись в гостевой дом, Книжник не обнаружил ни товарищей, ни самого хозяина. Куда они запропастились посреди ночи – было совершенно непонятно. Грин тоже недоуменно пожимал плечами. Он был полностью погружен в свои мысли – ему не терпелось вернуться к батискафу и испытать машину на ходу.
Знакомый гулко-протяжный звук разрезал ночную тишину.
– Колокол… – удивленно произнес Грин, выйдя из задумчивости. – Ночью? Что там стряслось?
Он смотрел в сторону противоположного берега бухты. Там горели какие-то бледные огни. Книжник ощутил беспокойство. Проговорил:
– Может, туда? Посмотрим, что там происходит!
Грин пожал плечами. Его мало интересовали эти огни и колокол – он горел идеей испытать свое детище. Но все же проворчал нехотя:
– Черт с тобой, сходим, посмотрим. Все равно испытания придется отложить – скоро рассвет.
«Сходить» в понимании Грина означало пересечь бухту на лодке – благо их хватало у берега. В отличие от лодки Харона, здесь имелись весла в уключинах. Грин греб размашисто, умело, и его раздражение постепенно уходило. Он и сам теперь поглядывал в сторону свечения и выдвигал версии:
– Да это же в Херсонесе! Точно, там!
– Херсонес? – повторил Книжник. – Что-то знакомое…
– Капище там языческое, – проворчал Грин. – Странное место. Все в войне сгинуло – а капище стоит…
– Погоди… Херсонес – это же древний греческий полис!
– Он и есть. А зачем он есть – непонятно, только умы смущает. Людям бы работать, делать что-то своими руками, а они туда бродят, думают что-то у древних богов вымолить, – он кивнул в сторону приближавшейся церкви. – Свой-то бог, похоже, оставил их, так они думают прежних реанимировать.
Книжник не считал себя чересчур набожным, но слова Грина его несколько покоробили. Конструктор это заметил, усмехнулся:
– Что, не одобряешь? Ну так что поделать, если я ни в каких богов не верю?
– Во что же ты веришь?
– В науку. В металл. В свои руки, – он бросил весла и продемонстрировал крепкие мозолистые ладони. – Вот видишь – этими руками я делаю то, что начинает работать, двигаться, жить. Что же получается, я – бог?
– Какие-то странные у тебя представления, – проговорил Книжник. – Люди же неспроста во что-то верят…
Грин рассмеялся, снова налег на весла:
– Да ты не бойся, я чужую веру уважаю. Только для себя уже все решил. Видишь ли, мне молиться некогда – дел по горло. Говорят, что боги хотят, чтобы люди добро делали. Так я это добро ежедневно делаю. Тут у каждого в поселке есть вещи из моей мастерской, и каждый хоть раз, да приходил ко мне за помощью. А теперь вот и ты пришел. Такие дела!