Севастополь

Петров Евгений Петрович

— Не пощадили?.. — с тихой яростью выдавил он из себя; лицо его исказилось. — Запомни это, Кирюша, на всю жизнь запомни!..

— Товарищ капитан-лейтенант, — официально обратился к нему маленький моторист, — раз наш сейнер погиб, то пошлите меня на другой.

Командир молчал, и Кирюша упрямо повторил:

— Пошлите… Я и дальше не струшу.

— Да разве я сомневаюсь, товарищ Приходько? — отечески любовно глядя на него, произнес командир отряда. — Ладно, ступай на двести четвертый. Вакансии мотористов пока заняты, походишь матросом. Как стемнеет,

вместе пойдем в бухту Матюшенко.

Едва теплая южная ночь спустилась на Севастополь, прикрыв густой темнотой раны города и пустынные рейды, из укромных недосягаемых для обстрела мест Корабельной стороны выбрались после дневного отстоя суденышки отдела плавучих средств.

Одно за другим они пересекали бухту и швартовались к разбитому снарядом причалу Минной пристани.

Там их встречал командир отряда.

Пока длилась погрузка, он проверял готовность судов, инструктировал шкиперов, рекомендовал командирам шхун использовать преимущество ломаных курсов, чтобы как можно меньше времени находиться под огнем врага у ворот гавани.

— Пора, — коротко произнес он, перейдя с причала на палубу головного сейнера, и шутливо приказал: — Отдавай концы с кранцами, сынок.

Кирюша выбрал на борт швартовы.

Скрипуче задев край причала, сейнер скользнул в ночь. Журчание воды, разрезаемой форштевнем, и ровный стрекот мотора не нарушали тишины, в которую погрузился Севастополь после дня битвы. Наступила недолгая передышка, пока обе стороны готовились к ночным действиям.

Тем временем четыре сейнера достигли Павловского мыска и поочередно легли курсом в ту сторону, откуда глухо, как бы из-за моря, долетали отзвуки перестрелки: то на клочке побережья вокруг бухты Матюшенко в несчетный раз отбивали атаку гитлеровцев защитники Северной стороны.

Лучи мощных прожекторов сновали у выхода из гавани, освещая порванную на части нить плавучих заграждений — бонов. Фашистские снаряды потопили буксирный пароход, который разводил и сводил боны у выхода в море. Портовые ворота с тех пор были распахнуты настежь. Разрозненные полые шары бонов чернели на поверхности, словно круглые рогатые мины, то скрываясь, то вновь возникая среди волн, неустанно бегущих с моря.

С минуты на минуту следовало ждать появления рядом с бонами шхун, которые раньше сейнеров ушли от Минной пристани и направлялись за пределы порта: в Стрелецкую, Песочную, Казачью, Камышевую бухты.

Кирюша увидел шхуны, когда из Константиновского равелина, где засели гитлеровцы, понеслись и повисли дугами огненные трассы зажигательных пуль и снарядов. Желтая змейка юркнула по борту одной из шхун, но суденышко, волоча за собой хвост пламени, все же продолжало путь. Одна за другой шхуны разрывали огненные заграждения. Все дальше от порта, все мористее, как говорят моряки, плясали лучи вражеских прожекторов, не желая упускать ускользающую добычу.

— Проскочили, факт! Проскочили! — радостно и азартно шептал Кирюша, наблюдая за бухтой из-под железного листа у форштевня. — Может, и мы проскочим…

Он не ошибся.

События у ворот

гавани отвлекли внимание противника от внутреннего рейда. Сосредоточив огонь на уходящих из порта шхунах, гитлеровцы дали возможность четырем сейнерам приблизиться к Северной стороне настолько, что с палубы головного суденышка уже было нетрудно различить контуры отлогих берегов бухты Матюшенко.

Тогда Кирюша и принял предупреждающий сигнал.

— Морзят! — приглушенно выкрикнул он, оповещая капитан-лейтенанта. — Морзят нам!

Действительно, слева от сейнера загорался, мерк, снова часто и коротко мигал рубиновый глаз карманного фонарика.

"Н-е п-о-д-х-о-д-и-т-е, — по буквам прочел капитан-лейтенант. — П-р-о-щ-а-й-т-е… Д-а з-д-р-а-в-с-т-в-у-е-т С-е-в-а-с-т-о-п-о-л-ь!.."

Голос командира вздрагивал.

— Спасибо, товарищи, за предупреждение, но кому в лицо глянем, если уйдем без вас? Держать к пристани! — отрывисто сказал он.

Головной сейнер свернул в глубь узкой бухты. Остальные суда без промедления повторили маневр.

Дружно рокоча моторами, флотилия направилась к берегу.

Черное продолговатое пятно причала все отчетливее выдвигалось из темноты перед взором Кирюши. Маленький моторист напряженно прислушивался. Подкрадывалась к сердцу и вползала в него необъяснимая тревога: что-то уж очень тихо было на берегу.

Пестрые ленты зажигательных и светящихся пуль опоясали пристань, едва Кирюша прыгнул на выщербленный настил и хотел набросить швартов на причальную тумбу.

В одно мгновение все стало ясно: врагу удалось оттеснить от пристани защитников Северной стороны. Фашистские автоматчики сидели в засаде вокруг причала и пропустили к нему сейнеры для того, чтобы перебить личный состав и захватить суда.

— Назад, Кирюша!

Возглас капитан-лейтенанта затерялся в грохоте: батарея, замаскированная на пригорке за бухтой, дала залп по крохотной пристани.

Два снаряда взвизгнули и зарылись в бухту, а третий разорвался на берегу, неподалеку от маленького моториста.

Кирюшу подбросило и сильно толкнуло.

Он упал, но тут же вскочив, метнулся с причала на палубу.

Сейнер, пятясь, развернулся и, провожаемый залпами вражеской батареи, тарахтеньем автоматов и пулеметов, занял свое место головного в колонне судов.

— Испугался? — мягко спросил капитан-лейтенант, склоняясь к лежащему на палубе у борта навеса Кирюше. — Да что с тобой? — забеспокоился он, не получая ответа, и, присев на корточки, включил карманный фонарик.

Тусклый тоненький луч пополз по недвижимой, распростертой навзничь фигурке Кирюши, по его закушенным губам, окровавленным пальцам. Сквозь пальцы, судорожно впившиеся в бок, вытекала на разорванный комбинезон темная струйка.

Капитан-лейтенант приложил ладонь к груди Кирюши и, ощутив трепетное биение сердца, распорядился перевязать раненого и перенести в кубрик.

— Положите поудобнее, — сказал он матросам и повел сейнер вдоль берега к тому месту, откуда неведомый друг только что сигналил об опасности.