Севастополь
Шрифт:
От палящего солнца, блеска воды, кружения пены у Степы разболелась голова. В глазах мелькали то темные, то огненные полосы, в висках стучало, уши наполнял монотонный шум, вызывавший тошноту.
Степа не заметил, как приблизился к сторожевому катеру, укрывавшемуся в тени обрыва. Он вздрогнул, услышав оклик:
— На шлюпке!.. Подойти ко мне!
Юнга обернулся и, разглядев на мостике катера его командира лейтенанта Шиманюка, в радости так затабанил, что брызгами осыпал Панюшкина.
Подойдя
— Юнга двадцать первого катера Кузиков! Возвращаюсь с мыса Фиолент в базу. Имею на борту раненого. Прошу оказать помощь.
Ему разрешили подойти с подветренного борта. Матросы в несколько рук подхватили раненого и помогли вскарабкаться на палубу Степе.
Командир приказал отнести Панюшкина в кают-компанию и строго обратился к юнге:
— Где вы болтались столько времени? Ваш катер прошел в седьмом часу.
Рассказав Шиманюку о происшедшем, Степа набрался храбрости и спросил:
— Товарищ лейтенант, нельзя ли подкинуть хоть к Херсонесскому маяку? У наших воды нет. Там я один дойду.
— Подкинем. А водой придется поделиться. Много ли у вас?
— Один анкерок.
— Не жирно. Все же литров пять возьму. Люди у меня с вечера ничего не пили… Наполнить чайник пресной! — приказал Шиманюк катерному коку. — И накормить раненого с юнгой.
Кок, осторожно отливая из анкерка воду, сказал Степе:
— Не бойся, «фитиля» не будет. Ваш лейтенант велел подобрать шлюпку, если заметим.
Пока катер на малом ходу продвигался вдоль высоких берегов, Степа успел поесть консервов с галетами и выпить полкружки воды, подкисленной клюквенным экстрактом.
Обрывистые скалы кончились, переходили в пологие берега. Лейтенант застопорил ход и сказал:
— Дальше нам нельзя. Сумеешь один добраться?
— Дойду, — твердо ответил Степа.
— Только тут не зевай, гляди в оба. В случае чего — выбрасывайся на берег и шагай пешком. Верней будет.
— А как же Панюшкин?
— Панюшкин у нас останется.
Юнгу пересадили в шлюпку. И он уже один отправился к задымленному Севастополю, со стороны которого доносился тяжелый рокот, похожий на далекий гром.
Самолеты по-прежнему гудели в небе. Степа налегал на весла изо всех сил. Ладони у него горели: он натер кровавые волдыри.
За поворотом открылась Казачья бухта. Вход в нее обстреливался. На берегу горела бензозаправка. Черный дым наискось тянулся к морю.
"Значит, ветер изменился, — понял Степа. — Пойду мористее. Дым прикроет меня".
Крепче упершись ногами в днище, делая сильные взмахи, он проскочил открытое место и вошел в полосу дыма…
Снаряды разрывались где-то правее. Степа
Юнга взмок, пересекая опасное место. Мышцы его плеч и рук ныли от напряжения. Очутившись под спасительным берегом, он поднялся во весь рост и принялся по мелководью толкать шлюпку вперед…
Подходя к Камышевой бухте, юнга услышал частую пальбу зенитных пушек и заметил в вышине несколько бомбардировщиков, кружившихся над одним местом. Они то взмывали вверх, то, кренясь, словно на салазках скользили вниз. Все небо вокруг было испятнано белыми клубками, разрывов, похожими на снежки.
"Что там творится? Не бомбят ли наш катер?" — обеспокоился Степа и заработал еще энергичней.
Добравшись к устью бухты, юнга невольно затабанил, прижался к берегу и схватился за автомат.
На плавучую зенитную батарею, прикрывающую Севастополь с моря, с трех сторон пикировали самолеты. Истребители стреляли из пушек и пулеметов, а «юнкерсы» сбрасывали бомбы. Вода кипела и взлетала вверх вокруг батареи.
Зенитчики отбивались отчаянно: в оранжевом чаду пороховых газов так и сверкали вспышки залпов. Один из бомбардировщиков уже пылал. Но другие, — их было не меньше дюжины, — не переставали с ревом носиться над бухтой и сбрасывать бомбы.
"Утопят, сейчас утопят", — думал Степа, взводя автомат.
И в это время из глубины бухты вдруг показался его родной «МО». Не обращая внимания на близкие разрывы бомб, катер смело мчался к батарее, таща за собой белый хвост дымовой завесы. Его пулеметы и носовая пушка стреляли по врагу.
Из своих укрытий повыскакивали и другие катера. Они также ввязались в бой. Теперь уже не одна зенитная батарея, а вся бухта била по немецким «юнкерсам» и «мессершмиттам». Грохот стоял такой, что, казалось, рушилось раздираемое на части небо.
Степа также принялся строчить из автомата по самолетам, хотя понимал, что это бесполезное занятие. Но он не мог оставаться безучастным.
Дым обволок батарею, полз по воде, заполнял бухту. Самолеты больше не пикировали, они сбрасывали бомбы беспорядочно.
Взрывы поднимали со дна ил. Высокие зелено-мутные валы катились к берегу, разбивались в брызги о выступы скал…
В горячке боя юнга не заметил, как шлюпку подхватило и потянуло течением, созданным откатными волнами. Он прекратил стрельбу, когда космы молочного дыма закрыли перед ним небо.
"Куда меня отнесло?" — не мог понять Степа. Дым клубился вокруг. Сквозь него трудно было что-либо разглядеть.