Севастопольская страда. Том 1
Шрифт:
С матросами, выстроенными на палубах судов, когда он проезжал на катере или шлюпке, он даже и не здоровался, ссылаясь на свой тихий голос.
Матросы звали его весьма единодушно «чертом».
Но если такие установились отношения во флоте у адмирала Меншикова, то тем более чужим казался он полкам кавалерийским и пехотным, солдаты которых даже и понять не могли, почему командующим войсками вдруг оказался этот длинный старик во флотской черной шинели и черной фуражке.
Корнилов же, свой среди матросов, сразу был признан и солдатами всех полков. Когда же лейтенант Стеценко привез ему добрую весть, что армия не только не покинула города на произвол врагов, но возвращается
И получилось как-то само собой, что будто не командующий всей обороной не только Севастополя, а и целого Крыма, шел принять это дело в свои руки, а просто ему, адмиралу Корнилову, прислана была большая сила на подмогу и с этой подмогой при таком командире, как Корнилов, не страшны уж никакие враги.
Между тем ему никогда не приходилось не только защищать, но и брать никаких крепостей, а Меншиков все-таки за четверть века до того взял крепость Анапу, руководил осадой Варны и гораздо лучше Корнилова знаком был с инженерными работами, удивляя этими своими знаниями даже Тотлебена.
Человек общепризнанно умный, Меншиков был и одним из образованнейших людей тогдашней России. Он не только имел богатейшую из частных библиотек, — он прочитал все свои книги, и багаж его знаний был громаден. Неизвестно, зачем вздумалось ему между прочим получить диплом ветеринарного врача (это было в молодости, за границей), и он получил его. Но медики из разговоров с ним выводили, что он прекрасно знаком с медициной, геологи принимали его за геолога, астрономы за астронома…
И, однако, человек столь разнообразных и обширных знаний не знал такой простой, казалось бы, вещи — умения владеть людьми. Он был слишком холоден для этого; обилие его знаний не оставляло в нем места для веры в людей. Он мог отдать приказ обдуманный и необходимый, но будто даже излишним считал внушить, как его выполнить; у него не было дара внушать.
И как раз того самого огня, которого не хватало Меншикову, чтобы стать вождем, в избытке было у Корнилова, и это чувствовали все, кто соприкасался так или иначе с ним, от генерала до рядового.
И когда светлейший вернулся в покинутый им на целую неделю Севастополь, то первый, кого он хотел видеть и с кем говорить, был Корнилов.
II
Человек кабинетный и по натуре и в силу преклонных лет, Меншиков даже в походе носил на себе все наиболее нужное из своего кабинета: чернильницу, перья, карандаши, записные книжки разного назначения, справочники и свои записки, карты местности вокруг Севастополя, циркуль, лупу, двое карманных часов — расхожие и запасные, бинокль, а кроме того, имея в виду всякие случайности войны, он набивал свои карманы набором хирургических инструментов и всем, что требовалось для перевязки раны, сухарями и мятными лепешками, плоской фляжкой с коньяком или ромом и пропастью прочего груза, для которого на одном только жилете было у него шесть карманов; сверх жилета носил он камзол — тоже с шестью карманами, а сверх камзола — короткую шинель солдатского серого сукна, состоящую сверху донизу из одних карманов.
Это чрезмерное изобилие карманов прикрывалось в конце концов неким подобием плаща тоже из серого солдатского сукна, с рукавами, хлястиком сзади и капюшоном; сооружение это было недлинное — всего до колен, и в нем светлейший казался издали массивным.
Таким застал его Корнилов, вызванный им вечером 18 сентября на Северную сторону, в инженерный домик, облюбованный князем для ночевки после похода.
Корнилов
— Наконец-то! Теперь Севастополь спасен! — возбужденно заговорил он, едва успев поздороваться с князем.
— Почему вы так думаете? — Меншиков удивленно поглядел на него. — Потому только, что вам хочется так именно думать?.. Мне, конечно, тоже хотелось бы так думать, Владимир Алексеевич, но, к сожалению, у меня нет никаких оснований для этого… Неприятель очень силен, мы же ужасно слабы… ужасно слабы!
— Мы, — севастопольский гарнизон то есть, — мы действительно слабы, Александр Сергеевич, — нас едва ли наберется всего-навсего пятнадцать тысяч… Так что, если союзники двинутся на нас тремя колоннами по пятнадцать тысяч, они нас сомнут, — это правда… Но раз с нами будет вся армия…
— Армия не войдет в Севастополь, — спокойно перебил его князь.
— Как не войдет? — не понял Корнилов.
— Армия будет нужна для защиты Крыма, когда будет взят Севастополь.
Голос князя, и без того глухой и негромкий, теперь, от усталости видимо, показался Корнилову еще глуше; весь его старческий облик с темными, почти черными, дряблыми подглазьями был зловещий. Нервная судорога кривила его губы с левой стороны.
Несколько моментов Корнилов молчал пораженный, наконец проговорил сдавленно:
— Мы ждем штурма со дня на день, с часу на час, ваша светлость. Мы укрепились уже очень за эту неделю… Но у нас мало людей для рукопашного боя… Вся наша надежда была на армию!
— Весь Крым надеется на армию — не один Севастополь…
— А что же такое Крым без Севастополя? — почти вскрикнул Корнилов. — Разве можно дать погибнуть Севастополю, ваша светлость?
Меншиков повел головою.
— Моя армия его не спасет. Моя армия слишком слаба и численно мала.
— А десять тысяч подкрепления? Откуда же их взял лейтенант Стеценко?
— Десять тысяч?.. Да, мы их ждали, но пришло гораздо меньше… гораздо меньше… И то, что называется «на тебе, небоже, что нам негоже»… Никто ведь не хочет расстаться с хорошими частями. Горчаков писал, что послал двенадцатую дивизию, но когда она придет? К шапкам?
Когда все с Севастополем будет кончено?
— Александр Сергеевич! Выделите нам хотя бы четыре пехотных полка полного состава, и Севастополь мы отстоим! — выкрикнул Корнилов, сделав энергичный выпад тощей рукой в сторону Балаклавы и Херсонеса. — Нет, вы этого не сделаете, конечно, чтобы армия была только почетным свидетелем гибели всех матросов, всех офицеров флота, всех судов, всех фортов, всего арсенала!.. Ведь не будет же армия с Инкерманских высот только наблюдать хладнокровно пожар Севастополя, как Нерон пожар Рима!.. Наконец… простите мою горячность, ваша светлость, ведь вы теперь лично, а не я, то есть не генерал Моллер, будете стоять во главе обороны Севастополя!
— Напротив! Совсем напротив! — спокойно возразил Меншиков. — Армию я думаю дня через два отвести снова от Севастополя.
— Но ведь штурм может быть завтра или даже сегодня в ночь, если они достаточно изучили местность!
— Местность они изучили гораздо раньше, чем высадились в Крыму, — непроницаемо спокойно отозвался князь и вынул из одного кармана камзола аккуратно сложенную пухлую карту окрестностей Севастополя с французскими надписями на ней. — Полюбуйтесь, какая чистая работа!.. Я несколько раз обращался с письмами к Долгорукову, чтобы прислал мне подробную карту Крыма; и мне прислали, наконец, старой съемки, еще тридцать седьмого года, карту вам известную, — пять верст в дюйме, — и с целой кучей неточностей, а эта — верста в дюйме и очень точная, в чем я убеждался неоднократно на походе.