Севастопольская страда. Том 1
Шрифт:
«Ягудиил» был линейный корабль, трехдечный, восьмидесятипушечный, — грозная морская крепость, давно и отлично знакомая Зарубину, и вот теперь эта крепость горела. Старик представил это, внимательно глядя в пышущее лицо сына, и сказал веско, тоном команды:
— Тогда пойдем!.. Ставни закрыть на прогоничи!.. Двери все на замок!..
Он даже выпрямился, насколько позволила сведенная нога.
— Я сбегаю за Елизаветой Михайловной! — вдруг забеспокоилась Варя. — Пусть и она тоже с нами! —
Она вернулась скоро. Она проговорила с ужасом в глазах:
— Прихожу, — денщик говорит: «А барыня давно ушли». Куда?.. Куда ушла? «Не могу знать… Ушли и мне ничего не сказали…»
Видно было, что она передавала свой разговор с денщиком Хлапониных слово в слово.
— На Северную все бегут переправляться! — сказал Виктор.
— Вот, значит, и мы… и мы туда тоже… на Северную! — скомандовал Зарубин.
Как раз в это время ядро ударило в сад, раздробив яблоню синап-кандиль.
— Выходи вон из дома! — закричал, ударив в пол палкой, капитан.
И все поспешно вышли, захватив только те узлы, какие были поменьше, забыв закрыть ставни на железные прогоничи и успев только запереть входную дверь.
Твердо опираясь на палку, капитан строго оглядывался по сторонам, как ведут себя неприятельские бомбы и ядра.
Чтобы попасть на Северную, где, — говорили так те, которые спешили рядом с ними, — было безопасно от бомбардировки, нужно было дойти до пристани, — несколько кварталов.
Виктор тащил свой узел, который сунула ему в руки мать, на поднятом локте так, чтобы можно было закрыться им, если встретится кто-нибудь из своих юнкеров: стыдно было.
Но никто не встретился, — все шли в том же направлении, как и они, — к Графской пристани.
А ядра визжали над головами, звучно шлепаясь потом в стены и черепичные крыши. Из бухты же вслед за оглушительными выстрелами летели русские ядра им навстречу.
— Это «Владимир» и «Херсонес», — объяснял отцу Виктор. — Бьют по Микрюкову хутору, где англичане.
Старый Зарубин шел с большим трудом, но то, что свои пароходы посылают англичанам гостинцы, его ободряло.
— Ага, Виктория… Виктория… — бормотал он. — Повертись теперь!
«Ягудиил» же действительно горел, однако было видно, что его деятельно тушили матросы: рядом с черным дымом виднелся над ним белый пар и языки пламени то вырывались, то исчезали.
На пристани было уже очень людно.
Всем хотелось поскорее уйти от смерти, летавшей кругом. Тут были семейства интендантских, портовых и прочих чиновников, усиленно проклинавших себя теперь за то, что не отправили своих раньше. Многие говорили с решимостью отчаянья:
— Только бы до Северной добраться, а там — хоть пешком пойдем на Симферополь!
Более спокойные замечали:
— Да раз он такую
Однако пробиться и на Северную сторону было тоже очень мудрено.
Шлюпки у пристани были, но стояли на причале и без весел. Иные смелые перевозчики брали пассажиров, но оставшиеся на берегу с замиранием сердца и аханьем следили за тем, как люди пробирались мимо неподвижных и тоже как будто замерших бригов и горевшего «Ягудиила», ожидая, что вот-вот обрушится на них сверху граната или ядро.
Один яличник, вернувшийся оттуда, с Северной, наотрез отказался везти кого-нибудь снова, хотя к нему кинулось наперебой несколько семейств.
— Первое дело, — сказал он рассудительно, — я могу живым манером ялика свово решиться; второе дело — я могу вас, своих давальцев, решиться; а третье дело — своей жизни могу решиться. Зачем же мне тогда, господа, ваши деньги, обсудите сами?
Он был морщинистый сурового вида крепкий человек. Деньги ему протягивали, но он отводил их рукою и добавлял:
— И так что еще, хотя я и не начальник какой, а могу вам сказать, что раз идет такая смертельная стрельба, кучно не стойте, а кто куда разойдитесь, — потому как может случиться большой от этой кучности вред.
— Папа! Давай у него купим ялик, — пойдем сами на веслах! — обратился Виктор к отцу, и глаза у него так и горели.
— Скажи матери, — буркнул Зарубин.
Капитолина Петровна так была напугана рассуждениями яличника, что только махала рукой — на Виктора. Но вот ядро ударило шагах в десяти от них, к счастью никого не задев, а яличник уже уходил, унося свои весла.
Капитолина Петровна поспешно сунула в руку Виктора десятирублевую ассигнацию, и Виктор кинулся за перевозчиком, а через несколько минут торжественно тащил весла.
Эти весла на плечах Виктора могли означать что угодно, — будущее было темно и страшно, но маленькая Оля вскрикнула, ликуя:
— Есть весла! Есть! Смотрите!
И все около нее, не говоря о самом Викторе, поверили, что в этих веслах спасенье их жизней.
Варя даже оглядывалась кругом с последней надеждой — самой крепкой! — не покажется ли где Хлапонина.
— Куда же Елизавета Михайловна могла?.. Может быть, уже давно переехала? — спрашивала она мать.
Но мать отвечала ей с чувством:
— О себе заботься, а не о людях!
Уселись в ялик. Их считали счастливцами те, кто остался на пристани.
Виктор сел на весла, стараясь грести, работая только бицепсами; ведь он начал грести на виду у всех — надо же было показать себя мастером гребного спорта.
На корме уселся сам капитан, готовый править рулем ялика, — он, когда-то правивший боевыми кораблями.