Севастопольский конвой
Шрифт:
– Это понятно. Только вот он, лейтенант Куршинов, – кивнул комбат в сторону зардевшегося командира «сорокапяток», который обычно терялся перед высокими армейскими чинами, – всегда оставался на батарее, а значит, всегда при исполнении. И главным калибром командовал он. Это теперь я вынужден был перебросить его на «сорокапятки»
– Куршинов, говоришь? Тоже наслышан, – благосклонно взглянул полковник на новоявленного «сорокапяточника». – И в деле видел. – Полковник вновь взялся за бинокль, хотя на сей раз было ясно, что это всего лишь дипломатический ход. – Однако
23
Комбат в нескольких словах изложил свой замысел относительно хуторской и «карадагской» засад, а также сказал, что Батарейную высоту, у подножия которой они сейчас находились, намерен превратить в отдельный укрепленный пункт. Предложив при этом Осипову подняться на вершину.
– Неужели получится с укрепленным пунктом? – усомнился полковник, ступая вслед за ним по узкой кремнистой тропе. – Вершина холма, сам видишь, невелика, на ней особо не поманеврируешь. А если, не доведи господь, прямое попадание?..
– Конечно, всякое может случиться. Но следует учесть, что на высотке этой есть своя небольшая катакомба, с двумя штреками и пещерой.
– Тогда – да, тогда постановка вопроса правильная…
– Вон там окопаем еще один пулемет, – указал Гродов на поросший редким кустарничком выступ в сторону моря, – а вон туда, на выступ, как бы ведущий в тыл, затащим одно из орудий. Если «береговики» Ковальчука и корабельные комендоры возьмут на себя вражеские батареи, эта высотка может застрять у румын костью в горле. Особенно в соединении с «Кара-Дагом».
Вслед за Гродовым полковник внимательно осмотрел остов судна, однако никаких признаков жизни на нем не обнаружил.
– Хорошо замаскировались, черти. Уверен, что румыны все еще не засекли их?
– Мало того, противник считает, что на судне находится его десант в составе пяти бойцов.
– То есть как это? – вскинул брови Осипов.
– Ночью высадились на него. Троих моряки сняли ножами, а двоих, вместе с радистом, взяли в плен. Причем радист оказался из насильственно мобилизованных молдаван, а второй солдат, наполовину, по отцу, – русским, из задунайских старообрядцев. Оба согласились служить на нашей стороне, а радист даже сообщил своим, что, мол, все в порядке: судно в их руках. И попросил старообрядца, чтобы тот подтвердил успешность операции, так, для убедительности.
Осипов удивленно покачал головой, и в глазах его вспыхнул озорной огонек любителя приключений.
– Вот, не можешь ты просто так, обычно, по-окопному, воевать, Гродов. Видать, не на передовой тебе надобно бы служить, а в каком-нибудь штабе, в котором планы операций в глубоком тылу врага разрабатываются.
– А по мне, так самый раз, – обронил капитан.
– В штаб оборонительного района, полковнику Бекетову о своем радисте уже докладывал?
– Пока нет. Впрочем, особой надобности в этом не вижу, операция ведь сугубо локальная.
– А вот тут постановка вопроса неправильная. Локальная – не локальная, это уж как посмотреть. И смотреть, заметь, не нам.
– Не
– Заодно и поздравления от полковника примешь.
– По поводу захвата этого радиста? – иронично улыбнулся Гродов.
– При чем тут радист? Нет, захват радиста, конечно, тоже… Но дело-то в другом. Извини, забыл сразу же сказать, – слукавил комполка. – Словом, в звании тебя повысили, Гродов, в звании… Не знаю, слышал ты об этом или нет, что я не сторонник одаривания чинами, особенно старшего офицерского состава. Но тут, считаю, постановка вопроса была правильная. Так что поздравляю тебя, Гродов: теперь ты уже полноценный майор.
– Ну, майор так майор, – как-то не сразу воспринял серьезность и торжественность момента Гродов. – Ни хуже, ни лучше воевать от этого не стану.
Однако полковник в упор не расслышал его слов.
– Документы на присвоение подали, как ты помнишь, давно, – жестко пожал он руку Дмитрия, – но приказ из штаба флота поступил только сегодня. Каких-нибудь полчаса назад мой начштаба был уведомлен по связи из штаба военно-морской базы. Комбриг Монахов тоже поздравляет тебя.
Лишь теперь Гродов по-настоящему осознал, что происходит и, приложив руку к козырьку, торжественно произнес предусмотренные уставом слова.
– Я тебе даже «шпалы» привез, в штабе разжился, – достал Осипов из карманов брюк знаки различия старшего комсостава, нетерпеливо выждав, пока Ковальчук и Куршинов угомонятся со своими бурными поздравлениями. – Чтобы каждому морскому пехотинцу видно было: повышен их командир в чине, а значит, и его, окопного бойца, тоже уважают.
Офицеры уже собирались оставить высотку, когда телефонист, который уютно устроился в прохладной пещере, у стола из снарядных ящиков, окликнул майора, попросив его подойти к аппарату. Причем Гродов обратил внимание, что телефонист обратился к нему уже как к майору.
– Вас просит полковник Бекетов, – вполголоса объяснил он, словно боялся, как бы далекий и грозный полковник контрразведки не услышал свое имя всуе произнесенным.
– Ну что, майор Гродов, твой комполка с присвоением тебя уже поздравил?
– Конечно, поздравил. К слову, он находится рядом. Осматриваем позиции.
– Вот и я тебя тоже поздравляю. А полковнику – пламенный пролетарско-флотский привет. Кстати, по поводу твоих позиций на перешейке, – молвил он после того, как Гродов передал его приветствие командиру полка. – Какими они тебе видятся?
Откуда-то из верховий лимана донеслось несколько орудийных выстрелов, которые очень быстро переросли в настоящую канонаду. Комбат заметил, как мгновенно Осипов насторожился и, нервно передергивая плечами, как делал это всякий раз, когда проникался волнением, стал прислушиваться к тому, что происходило на участке обороны его полка.
– Относительно позиций ничего особого сказать не могу, – молвил тем временем Гродов. – По-настоящему оценить их можно будет уже в бою. Пока же способен признать только одно: воевать, в общем-то, можно. Тем более что выбирать особо не приходится.