Север помнит

SilverRavenStar

Огни Браавоса начали гаснуть. Один за другим, они исчезали в сокрушительной тьме. Это хорошо, мелькнула шальная мысль, кошмар закончился, ночь на исходе, храмы уже не горят, все в порядке. Арья надеялась, надеялась изо всех сил. А потом она увидела, как нечто ужасное вздымается все выше и выше, и поняла, гораздо более остро, чем во время разговора с Летней Девой, что все ее надежды – ложь.

Вода с каждой минутой поднималась все выше. Еще немного – и галея не сможет пройти под Титаном. Арья услышала скрежет мачты по камню и проклятия людей Баратеона, которые гребли во всю мочь; те, до кого уже дошло, что происходит, молились. Рев становился все громче и громче, раздаваясь из самой глубины океана. Над темным городом поднялся гребень

волны, а потом с грохотом рухнул вниз. Городу, расположенному на островах, практически по пояс в воде, была предрешена подобная участь, но не сейчас, не так скоро. Волна поднималась все выше и выше. Выше, чем замок, выше, чем башня. Море разверзло свою рокочущую темную соленую утробу, и толща воды обрушилась на Браавос.

«Когда-нибудь люди сложат песню о затонувшем граде Браавосе, - подумала Арья. Как ни странно, ее мысли текли ясно и плавно. – О его красоте, о бретерах, каналах и куртизанках. О его шелках, тайнах и лабиринтах. О его гавани, актерах, купцах, может быть, даже о его тавернах, воришках, кошках и торговцах устрицами. О его храмах, о Железном Банке и о Безликих. О том, какой это был великий город, прежде чем навсегда погрузился на дно морское и превратился в воспоминание, в историю».

Галея со скрипом раскачивалась из стороны в сторону в кромешной тьме, где-то совсем рядом с каменными ногами Титана. Волна все поднималась, сбрасывая вниз шапки кипящей пены. Она уже поглотила половину города и продвигалась все дальше, затопляя и поглощая все на своем пути, - безумное и величественное зрелище. Соленые брызги разбивались о панцирь Титана, взлетая на двести, триста футов над водой. Защитник Браавоса стал его тюремщиком и палачом – лодки, которым не удалось выйти в открытое море, затянуло в пенистый водоворот. Одни говорят, что мир погибнет в огне. Другие – во льду. Но никто не предполагал, что все будет так.

Арья вжалась лицом в доски палубы и стала молиться.

То, что случилось потом, нельзя было назвать иначе как полным безумием. Галею швыряло туда-сюда, словно игрушечный кораблик, унесенный течением. Океан обрушивал на них одну волну за другой. Канаты растрепались, рангоуты разлетелись в щепки, паруса пропитались солью. Вверх-вниз, туда-сюда, вперед, вперед, вперед, во тьме, вопя от ужаса.

Они тонут. Арья не знала, кто они, те браавосийцы, которых она никогда не встречала, хотя Кэт, Слепая Бет и Лианна, наверное, многих знали. Тормо Фрегар получил то, чего хотел. Браавос стал второй Валирией, а конец света уже почти наступил.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем этот кошмар наконец закончился. Галея тяжело рухнула на бурные волны, и Арья, щурясь, разглядела целую флотилию кораблей. Все-таки мы везем Браавос с собой. Не золото и наемников, как рассчитывал сир Джастин, а беженцев – мужчин, женщин и детей, которым удалось спастись из затонувшего города. Те, кому не повезло, навеки останутся лежать среди каменных останков Браавоса, на дне морском. Боги милостивые, как же там глубоко.

Арья больше не дрожала. Уже не имело смысла бояться, поэтому она была спокойна. Не оглядываться. Не думать, что дальше. Не думать вообще. Она поднялась на ноги – на две ноги, принадлежащие девочке, не волчице, - замерзшая и промокшая насквозь. Сир Джастин отчаянно ругался, Летняя Дева цеплялась за канаты, люди Баратеона гребли и молились, а галея – истерзанная, разбитая, заваливающаяся на один бок, но все еще на плаву, как я, совсем как я, - двигалась сквозь беззвездную ночь к берегам Вестероса.

========== Дейенерис ==========

Он умер у нее на руках. Тонкий зловещий визг рога прорезал влажный воздух. Она упала на пол и почувствовала всем телом крылья и клыки, чешую и пламя, боль от раны Дрогона и жар от рыка Визериона. Она ощутила в себе жизнь и силу, которых так долго была лишена, всей душой почувствовала их, своих драконов, так же, как в тот раз, когда сожгла маленькую девочку, породив пламя и кровь. И в этот волшебный

миг, изнемогая от невыносимой боли, она подползла к нему, и он упал. Рог выпал из его пальцев. Дени прижала его голову к своей груди. Его губы почернели, но он улыбался, наконец обретя покой, примирившись с самим собой и со своими поступками. Это его последний подвиг, последний подарок для нее. Дени не знала, что за неведомая сила сокрыта в витом черном роге, но это было ей безразлично. Он сделал это для нее, а она ничем не могла отплатить ему, — только подхватить его, только быть рядом с ним.

— Моя… королева… — Его улыбка стала еще шире, голова запрокинулась, открытые глаза смотрели в пустоту, сквозь сводчатый потолок. Может быть, он видел высокие сосны Медвежьего острова и свой бревенчатый дом на холме. — Спасибо…

Дени крепко обняла его, словно это могло удержать в нем жизнь. Но все было кончено. Могучие плечи содрогнулись, и ее медведь умер. По сравнению с мощным зовом рога, его последний вздох был тихим, почти незаметным. Джорах ушел быстро и легко, словно кто-то задул свечу.

Она долго сидела на полу, укачивая его в объятиях. Его лицо прояснилось, и даже клеймо в виде черепа разгладилось и стало менее заметным. Рабское клеймо, последнее наследие Джораха Мормонта. Он продавал рабов, а потом сам попал в рабство, он умер ради нее, раб королевы, раб любви. Дени поцеловала кончики пальцев и легонько провела ими по его небритой щеке. Не было слов, чтобы описать, какая буря пронизывала ее, сметая, кроша, жаркими толчками вбивая в нее истину о том, кто она такая. Кхалиси. Бурерожденная. Мать. Мать. Мать.

Дени легонько поцеловала сира Джораха в лоб и осторожно опустила тело своего храброго медведя на пол. Только тогда она спокойно подняла голову и встретила взгляд разномастных глаз карлика, стоящего неподалеку.

Он открыл было рот, чтобы представиться, а может, чтобы выразить соболезнования, но она оборвала его; ни в том ни в другом не было нужды.

— Тирион Ланнистер.

Карлик настороженно кивнул, не сводя с нее глаз.

— Он самый, хоть это и сомнительная честь, ваше величество.

Дени поднялась на ноги и подала ему руку, на которой он запечатлел краткий, благопристойный поцелуй. Она не имела понятия, что ей с ним делать, — может быть, нужно прогнать этого порочного и злонамеренного Беса прочь, а может, следует потребовать, чтобы он склонил колени и принес ей присягу, или ей стоит сделать его своим советником, — памятуя о судьбе высокородных лордов, с которыми ему доводилось иметь дело, это весьма опасный шаг. Джорах говорил, что хотел доставить Ланнистера к ней, — одним богам известно, зачем, — что его сестра-королева назначила награду за его голову, а еще будто карлику известно, кто нанял Золотых Мечей. Мормонт ясно дал понять, что ни на грош не верит этому человеку, но если Тирион хотел причинить ей вред, у него была хорошая возможность сделать это, пока она оплакивала сира Джораха. Нет. Ему нужно нечто другое.

— Вы поможете мне? — спросила Дени. — Когда я покидала Миэрин, его нельзя было назвать цветущим городом. Что-то не похоже, чтобы дела здесь наладились.

— Должен признаться, большая часть разгрома случилась по моей вине. — Он пытался говорить беспечным тоном, но его разбитое, изуродованное лицо оставалось мрачным. Он безобразен. Дени была заинтригована; если верить пословице, если человек уродлив снаружи, он уродлив и внутри, но она давно не верила пословицам. Этот карлик с низким лбом, отрубленным носом и жидкими белесыми волосами был похож на гремлина из сказки, на горгулью, сошедшую со стен Драконьего Камня. Но он — вестеросец, к тому же благородного происхождения, и среди прочих достоинств, вероятно, может распоряжаться богатствами Бобрового Утеса. Дени вернула себе драконов — по крайней мере, двух; она ощущала отсутствие Рейегаля, словно у нее не было руки или ноги. Но если она хочет продвинуться дальше, одних драконов мало, — ей в качестве союзников нужны люди.