Север Северище
Шрифт:
Нельзя забывать и о том, что речь идет о развитии местной промышленности на Севере. Ведь хозрасчетные цехи служат в основном для выпуска товаров народного потребления из дерева. Имеет ли смысл создавать в районе дополнительно промкомбинаты?
Есть и другая выгода. В весенний период тракторы хозрасчетных цехов успешно используют на посадке леса, бульдозеры – на тушении пожаров. Автобус, доставляющий в цехи рабочих, перевозит лесников в тайгу. Токарный станок, приданный цеху, вытачивает болты для лесокультурных машин. Отсюда вывод: интенсификация, повышение культуры лесного хозяйства находятся в прямой зависимости от комплексного развития предприятий.
В Советском лесхозе
Увеличение заготовок древесины в Западной Сибири требует воспроизводства лесов. Роль лесхозов будет все более и более возрастать. В этой связи значение интенсификации их деятельности трудно переоценить. Успехи Советского лесхоза позволяют сказать, что его можно перевести на хозрасчет. Уже в прошлом году он с лихвой вернул государству средства, выделенные ему по бюджету.
А. КИПА,
директор Советского мехлесхоза.
П. КОТОВ,
сотрудник ханты-мансийской окружной газеты «Ленинская правда».
Тюменская область.
Газета «Лесная промышленность» №58 ( 5731 ), 16 мая 1974 г.
ГЛАВА 18. БОЛЬШЕСРОЧНИК СОВЕТСКОЙ КАТОРГИ
В Доме культуры состоялся вечер участников Дней советской литературы в Тюменской области, которые предпочли лесопромышленный район маршрутам к нефтяникам, газовикам, рыбакам и земледельцам. К ним направились другие писатели, с соответствующими склонностями. Здесь выступили поэты из Таджикистана, Латвии и Вологодской области, прозаики из Чувашии и Тверской области. Из центральнорусского края как раз прибыл земляк Павла Афанасьевича, которого он горячо приглашал, встретившись с ним около Центрального дома литераторов при поездке в столицу в конце семьдесят первого года.
– Мне кажется, я остался один живой из поколения, - произнес Игнатий Сидорович Смирнов-Кузьмов, когда они уединились вдвоем в корреспондентском пункте Котова, чтобы по-землячески почаевничать. – Четыре войны прошло. Только одна гражданская скольких унесла! Да и в мирные времена карали смертью чуть ли не за все на свете, например, если не согласишься сказать неправду. Нещадно карали за контрреволюцию, а ею обявили родную историю, даже крестильный крестик...
Старик выше среднего роста, величав и спокоен, как тайга при безветренной погоде. У него прямой стан, черное от загара лицо с окладистой сивой бородой, жесткие брови, складка на переносице, глядит задумчиво. Усевшись поудобнее, прищурив глаза и поправив волосы, продолжает:
– Режимы после семнадцатого года для борьбы с нами использовали все имеющиеся у власти возможности. Я являюсь живым примером того. Юридическое преследование в течение трех десятилетий невиновного меня, за мелкодворянское происхождение, нельзя рассматривать как частный случай. Экие страсти повстречал! Все национально мыслящие люди, достойные уважения, так или иначе после семнадцатого года – «обстрелянные». Я это знаю по опыту. Происходили необъяснимые, неслыханные вещи. В обществе разжигали зависть, жадность и страх. Это начала делать в первую очередь мировая финансовая элита, в достатке снабжавшая денежными средствами «пламенных революционеров». Враждебное племя узурпировало власть хозяина нашей родовой земли. Теперь их внуки всячески стараются сохранить приниженное положение русской нации, попавшей в плен нелепых иллюзий, пагубных заблуждений. Цель номенклатурного класса эксплуататорв от идеологии – использование наших ресурсов.
Предок Игнатия Сидоровича – свободолюбивый и твердый духом патриарх Гермоген, православный святой. В начале семнадцатого века, когда пресекся род Рюриковичей и началась
Вспомните, на кого вы поднимаете оружие? Не на своих ли братьев? Не свое ли отечество разоряете?»
Поляки заточили Гермогена в Чудов монастырь, ставший его последним земным пристанищем.
Игнатий Сидорович через три века после смерти великого пращура оказался в условиях новой русской смуты и, как тот, стал для своих современников символом достойного человека поведения, стойкого и мужественного, не утратил веры наших отцов в божественные предначертания миропорядка. Ровесник века, он, отказавшийся стать стукачом, почти на три десятилетия был «погребен» ГУЛАГом под предлогом принадлежности к эксплуататорскому классу помещиков, «оказывающему справедливой рабоче-крестьянской власти жесточайшее сопротивление». Однако от родового имения Дебри вконец обедневших Смирновых-Кузьмовых к началу двадцатого века оставалось «только что одно звание», как там выражается население. Земля им не принадлежала, потому что после отмены крепостного права они освободили крестьян с наделами. В своей собственности оставалась только та, на которой стоял дом с небольшим парком, садом, огродом и прудом. Родители Игнатия Сидоровича жили и трудились в северной столице. Иногда приезжали на брянскую родину летом, как горожане на дачи в сельские края. Там каждое лето проводили их дети, любившие деревню с живописными пейзажами, доброжелательными трудолюбивыми жителями, а среди сверстников имевшие немало закадычных друзей-приятелей.
Директор местного краеведческого музея, кстати, его создавший, рассказывал Павлу, когда был у него в гостях в Москве, что областное начальство сделало ему замечание за то, что не отразил в экспонатах классовой борьбы. «А я им ответил, - поведал он, - что в нашей местности ее не было. Крестьяне к преследуемым после революции помещикам относились с сочувствием, некоторых даже от своей доброты как могли подкармливали».
Называть таких граждан своей страны как Смирновы-Кузьмовы эксплуататорами, да еще за такое происхождение отправлять в концлагеря, ссылки, уничтожать физически, не давать равных прав на труд, учебу и т. д., могли только явно психически неполноценные люди. А Игнатий Сидорович вообще является гордостью Родины. Он попал в чекистские жернова со знанием двенадцати иностранных языков. Тридцать лет в неволе перетиравшийся все же стал знаменитым писателем. Лучше его никто не пишет сейчас художественных и публицистических произведений на тему природы, архитектуры Санкт-Петербурга и Москвы. Зная все это предметно, Павел сам не заблуждается и хочет, чтобы никто другой не ошибался относительно большевистских методов демонизирования лучших из лучших личностей родного народа. Если уж мама Полина Захарована никогда слова плохого не сказала о Смирновых-Кузьмовых, о любом «из их природы», по ее выражению, то для ее сына одного этого обстоятельства достаточно с избытком, чтобы не верить никакой клевете о них. А писателя-современника, носящего такую фамилию, он боготворит как неоспоримый первоклассный талант, какие рождаются крайне редко.
Игнатий Сидорович в этот раз много рассказал молодому земляку о своих мытарствах на советской каторге. Все сколько-нибудь известные коммунистические стройки, сказал, прошел. Когда Беломорско-Балтийский канал имени Сталина в тридцать первом-тридцать четвертом годах строил под руководством ОГПУ как «враг пролетариата», видел всех тридцать шесть писателей, приезжавших посмотреть, как «мы, опасные люди», перековываемся; совместно написавших потом огромный том о поездке к каналоармейцам. Сейчас книга уничтожена.