Северная королева. Книга 3
Шрифт:
— Да, — мой отчаянный крик распугал ликующих птиц, и они разлетелись, оставляя поляну в полнейшей тишине.
— И я любил, — задумчиво отозвался эрт Дорн. — Знаешь кого? — его глаза жалили, прожигали насквозь.
— Знаю, — я отвлекала его беседой, собираясь для решающего удара.
Глаза перебегали с довольного Эрея на малышку, покрасневшую от плача. Эрт Дорн криво усмехнулся:
— Знаешь.
Впервые за все время нашего знакомства он проявил чувства. Они пылали в нем, словно разбуженные сильным ветром скромно тлеющие угли. Эмоции, точно искры, сверкали и переливались в светлых глазах Эрея, не позволяя ему остановиться, направляя
— Но ты его убила! — рассуждая, опять заговорил эрт Дорн. — Быть может и мне?..
— Нет! — дико закричала я, захлебываясь от страшной боли. Всхлипнула и снова взмолилась. — Пожалуйста.
— Нет, — послышался голос, который ни я, ни Эрей не ожидали услышать здесь и сейчас.
Я медленно, словно не доверяя своему слуху, обернулась, чтобы наяву увидеть толстяка, предавшего нас ради Беккитты. Вздрогнула, точно тот, кого все еще звали Лавеном, ударил меня хлыстом, но осталась стоять на коленях. Тело дрожало, каждая его клеточка ныла, каждый нерв был натянут до предела. Толстяк неспешно и неуклюже вкатился на поляну и остановился между мной и Эреем. Последний иронично изогнул бровь:
— Нет? — он тоже не верил услышанному, потому как привык к вечному подчинению Лавена.
Толстяк, не удостоив меня взором, продолжил, он захлебывался и плевался слюной от нетерпения высказаться:
— Нет. Конечно, нет. Убийство, как сказала бы наша королева, это слишком просто! Давай сделаем из девчонки разменную монетку? Ум-м? Подумай сам, на что пойдет эта, — мотнул подбородком в мою сторону, — ради своего ублюдка? Она продаст и Нордуэлл со всеми проклятыми демонами, и лично сожжет всех оставшихся за Разломом! Ко всему прочему, девчонку можно отдать ее папаше! Не хуже моего понимаешь, что он просто так не покорится нашей королеве, а ведь ей всего ничего надо, — презрительно сплюнул, — лишь уложить главного ир'шиони на лопатки!
— Сожжет, говоришь? — уста Эрея вновь изогнула кривая насмешка. — Нет, она не сможет, — он взглянул на меня. — Так, Ледышка?
Мои ногти вновь впились в кожу ладоней, но иной боли, кроме душевной, я уже не ощущала.
— Заморожу, — каждый вскрик, каждый натужный вдох моей малышки, набатом тревожил сердце. Оно казалось кровоточащим куском мяса. Я не знала, кому молиться. В голове ярче билась мысль, но я старалась прогнать ее как можно дальше. Не имею права и никогда себе не прощу, если сейчас позову Иту. Однако, не будет мне прощения, если я потеряю дочку. Я бегу, соревнуясь с ветром, через пропасть, но под ногами тонкая ветвь, которая трещит от каждого моего шага. Я не могу ошибиться!
— Он прав, — горло саднило, словно там застряла колючка, голос сипел, — я сделаю ради Ариэль все… или больше, — поднялся ветер, нагнал тучи, послышался его горестный вой, — и шепнула моему вернувшемуся бродяге. — Жди. Ты получишь свое, — холодное дыхание моего старого друга лизнуло мокрые щеки. Я заговорила опять. — Только сохрани ей жизнь, — я была ниже Эрея, но смело смотрела ему в глаза.
Раньше испугалась бы, сжалась в комок от одной его коварной, точно гадюка, улыбки,
— Хорошо, — едва не застонала от облегчения, когда эрт Дорн медленно кивнул. Затем он опустил ребенка на травяной ковер и кинул Лавену. — Укутай ее чем-нибудь, — мерил при этом злым, насмешливым взором меня, — девчонка теперь величайшая ценность, которую надобно хранить в ларце, — расхохотался громоподобным, рокочущим, холодным смехом.
Я молчала, клубки перед мысленным взором хаотично мелькали. Светлый редел на глазах, его части чаще и чаще переставали напоминать нити, напитывались кровью, превращались в могильных червей. Серые неистово пульсировали и рвались. Я свяжу их… позже. Теперь взгляд моих воспаленных глаз был прикован лишь к Эрею, мой слух — полностью обращен к его речам, я напряглась, точно воин, готовый выпустить стрелу в спину врага.
Ариэль тонко повизгивала на траве и копошилась, бестолково мотаясь то вправо, то влево в поисках тепла и материнского молока. Я запретила себе видеть, но чувствовала каждое ее движение. Слезы больше не лились, только глубоко внутри рыдала душа. Лавен между нами с эрт Дорном беспрестанно водил руками по своему телу и что-то причитал.
Я упустила миг, но безотчетно вздрогнула, когда Лавен со всей быстротой своих коротких ног бросился к Эрею, а затем послышался свистящий звук. Взгляд метнулся, чтобы успеть выхватить то, что я никак не ожидала увидеть. Тонкий и смертоносный кинжал Эрея, пронзивший сердце толстяка, и точно такой же тонкий с символикой Нордуэлла кинжал, падающий из разжавшихся пальцев Лавена. Блеск на примятой траве, падающее на землю тело… брата и красное пятно, точно цветок, в районе груди на серой, испачканной грязью сорочке.
Я не сразу осознала, но время не щадило моих чувств. Я помнила, что видела пятно крови на груди Лавена, как смотрела в глаза Эрею, прячущему свое небольшое, но стремительное оружие в складках одеяния. Но в следующий миг мой взор, как коварный предатель уже умчался и натолкнулся на тихо бредущего к нам Гурдина. Старец, словно парил над землей, и был чужд миру живых. Однако, не я одна увидела его. Эрт Дорн насторожился, грозно выпрямился, а Гурдин, похожий на призрака, подошел к плачущей малютке.
Не обращая внимания ни на яростно раздувающего ноздри Эрея, ни на ошарашенную меня, ни на умирающего Лавена, Гурдин склонился над малышкой и ловко укутал ее в белое одеяльце. Он поднял Ариэль, прижал к себе и что-то зашептал.
Эрт Дорн пришел в явное замешательство, мое сознание отказывалось принимать происходящее, не верилось, что ситуация запросто разрешится. Магира сплела нити наших жизней в витиеватый узор. Гурдин кивнул, словно прочитал мои мысли, и повернулся к Эрею. Весь вид эрт Дорна выражал недоверие и откровенную злобу. Не знаю, почему он не подошел и резко не выхватил Ариэль из слабых рук старца. Но тот уже протягивал малышку врагу.
— Держи. Всю дорогу она проспит. А потом найди ей кормилицу, — Гурдин говорил строго, так что даже Эрей не осмелился возражать, только скалился.
Я обезумела, заорала во все покрасневшее горло, услышав собственный хрип, и кинулась вперед. Сил хватило на то, чтобы ползти, пока не натолкнулась на лежащего Лавена. Силы иссякли, глаза вновь наполнились слезами. Сквозь них я смотрела на Эрея, который взял внезапно успокоившуюся Ариэль и оттолкнул старца. Слова эрт Дорна, а говорил он только со мной, были полны ничем неприкрытого, яростного торжества: