Северная война
Шрифт:
– Давай, - согласился Седрик.
Рыцари в пару больших глотков проглотили дрянное пиво и Уттенхайм сказал:
– Рассказывай, Седрик, что видел, где побывал и каково оно при дворе нашего доброго и доблестного короля Конрада Гогенштауфена.
– При дворе хорошо, - юноша улыбнулся.
– Много благородных рыцарей, красивых утонченных дам в роскошных нарядах и звонкоголосых менестрелей. Постоянно проводятся турниры и приходят самые свежие новости со всей Европы. В общем, живи и радуйся, если есть титул, владения и деньги. Ну, или глотай слюни, коли в кошельке пусто.
– Наверное,
Седрик слегка смутился, вспомнил прекрасную юную девушку, которую несколько раз встречал при дворе, и кивнул:
– Да.
– И что, ты провел с ней ночку-другую?
– Нет. Я беден, а она богата и происходит из очень знатного рода. Поэтому я втайне считаю ее своей дамой сердца, а девушка о моих чувствах даже не догадывается.
– Почему?
– Мы не пара, а значит, мне остается лишь мечтать о ней и надеяться на то, что военная кампания против венедов принесет мне достаток и тогда я смогу сказать девушке, каковы мои чувства.
– Ну и кто же та прелестница, которая пленила твое сердце?
Зальх покосился на воинов, которые продолжали пить и разговаривать о чем-то своем, наклонился к уху Людвига и прошептал:
– Гертруда, дочь Конрада, маркграфа Мейсенского.
– Нелегкая добыча, - Уттенхайм покачал головой и спросил: - То есть ты зазря прогулялся ко двору короля?
– Не то чтобы зря. Я неоднократно встречался с королем и герцогом Фридрихом Швабским, которые расспрашивали меня о неудачном походе Фридриха Саксонского...
– А-а-а!
– Людвиг опустил на стол кружку и поморщился.
– Все это чушь, мой юный друг. Полнейшая чушь. Даму себе не завел, богатства не нажил и влиятельного покровителя, насколько я понял, у тебя не появилось, а иначе бы ты не вернулся к архиепископу. Верно, все говорю?
Юноша помедлил и кивнул:
– Все так.
– Значит, твоя прогулка не принесла тебе ничего кроме растрат и разбитого сердца. Я прав?
– Наверное...
– И ты, - Людвиг провел перед собой рукой, указывая на толпящихся в таверне воинов, - подобно всем этим бродягам, надеешься взять у венедов немного их добра и покрыть себя великой славой?
– Конечно. А еще я хочу поквитаться с язычниками за наше прошлое поражение.
– Ну-ну, - Уттенхайм усмехнулся.
– Дерзай.
Воины архиепископа некоторое время молчали. Хозяин трактира лично принес рыцарям еще один кувшин пива и блюдо с жареными бараньими ребрышками. Но есть Зальху не хотелось, и он продолжил разговор:
– Людвиг, а чем мы должны заниматься?
– Тем же, чем и всегда, мой юный друг, станем выполнять приказы архиепископа.
– Это понятно. Но мне интересно, что именно предстоит делать и когда будет первое дело?
– Дела хочешь? Оно будет. Завтра мы отправимся в Данию.
– А зачем?
– Не знаю. Все приказы исходят от Улекса, а он молчит. Сказал только, чтобы утром отряд был у северных ворот и готов к походу в Данию. Думаю, что придется сопроводить к викингам священнослужителей, которые вчера приехали в Гамбург. Мне это не нравится, но приказ есть приказ. Вот поэтому сегодня я пью, вдруг, это в последний раз.
– А что в этом задании опасного? Дания недалеко, и до вала Данневирке,
– Не все так просто, Седрик. Что ты видел, когда въезжал в город?
– Видел, что Гамбург переполнен. Воины в городе, за стенами и во всех близлежащих деревнях. Строятся склады с продовольствием и формируются обозы, как осадные, так и продовольственные.
– Ха! Ты видишь то же самое, что и большинство молодых рыцарей, хотя уже не новичок, а я в первую очередь заметил, что у нас нет никакой организации. Официально нами должен руководить Генрих Лев, но этого восемнадцатилетнего сопляка до сих пор нигде не видно, то ли у короля совета просит, то ли у себя в родовом замке отсиживается. Поэтому вокруг неразбериха. Каждый день в город приходят все новые отряды. В окрестностях уже больше сорока тысяч воинов, а единого руководства как не было, так и нет. Ну, а венеды, мой друг, тем временем сами перешли в наступление. Так что как бы моему отряду не попасть под их удар. Вот что меня смущает. Завтра в дорогу, а что впереди неизвестно. С севера от берега Венедского моря приходят только слухи о сожженных деревнях и замках, а все отряды, которые туда отправляются, исчезают.
– А куда смотрят власти Гамбурга?
– Им не до того. Архиепископ постоянно проповедует, а его отряды охраняют священников и принадлежащие церкви земли. Городская стража и бургомистр пытаются обеспечить безопасность местных жителей, которые уже боятся выходить на улицу и мечтают о том, чтобы крестоносцы поскорее покинули их славный город. А нашим доблестным имперским дворянам вообще ни до чего дела нет. За стенами Гамбурга раскинули шатры, ведут себя словно разбойники с большой дороги, да между собой дерутся. В общем, если в ближайшее время не появится тот, кто возглавит все силы, которые скопились в Гамбурге и вокруг него, то плохо нам придется. Впрочем, может быть в других местах, где собираются крестоносцы, дела обстоят лучше и бардак творится только у нас.
– Наверное, так и есть, - сказал Седрик и добавил: - Когда я покидал королевский двор, то слышал, что Конрад собирает свои войска в Хильдесхейме и там царит порядок. Альбрехт Медведь назначил местом своей ставки Магдебург, а Конрад Церингенский будет наступать от Бардовика.
– А насчет франков, что слышно?
– Они уже вышли в путь, и начнут свое наступление на венедов через земли лужичан и Бранденбург.
– Да-а-а...
– протянул Уттенхайм.
– Силища собирается против язычников огромная. Но нам с тобой это пока ничего не дает. Завтра в путь-дорогу и я уверен, что мы обязательно встретимся с вражескими летучими отрядами.
– Ничего, - Седрик ухмыльнулся, - если язычников будет много, оторвемся, а мелкую группу порубим на куски.
Уттенхайм нахмурился. Опытный рыцарь успел отвыкнуть от своего молодого друга, который на его взгляд был чересчур честен и горяч. Но он решил Седрику больше ничего не объяснять, а спровадить юношу из таверны, чтобы он не мешал ему отдыхать.
– Кстати, а где твои вещи и лошадь?
– спросил Седрика командир.
– Оставил на заднем дворе, - ответил Зальх.