Северное сияние (др.перевод)
Шрифт:
— Не вздумай. Она рассержена. Переломит тебе хребет, как прутик.
На самом деле Ма Коста была не столько сердита, сколько встревожена. Человек, к которому она обращалась, лошадник, пожимал плечами и разводил руками.
— Да не знаю, — говорил он.
— Только что был здесь — и уже нет. Я и не видел, куда он делся…
— Он тебе помогал! Лошадей твоих чертовых держал!
— Так и должен был тут стоять. Сбежал, бросил работу…
Договорить он не успел, потому что Ма Коста нанесла ему мощный удар по скуле, за которым последовал такой залп ругательств и оплеух, что он завопил
— Что происходит? — спросила Лира цыганенка, который наблюдал за этим разинув рот.
— Чего она разозлилась?
— Из-за сына, — ответил ребенок.
— Из-за Билли. Думает, наверно, что его Жрецы забрали. Они могли. Я его не видел с…
— Жрецы? Так они и в Оксфорд пришли? Цыганенок окликнул друзей, тоже наблюдавших за Ма Костой.
— Она не знает, что тут делается! Она не знает, что Жрецы пришли!
Пяток сопляков воззрился на нее насмешливо, и Лира бросила сигарету, восприняв это как сигнал к драке. Все деймоны мгновенно приобрели воинственный вид — обзавелись кто клыками, кто когтями, кто вздыбленной шерстью, а Пантелеймон, презирая скудное воображение этих цыганских деймонов, принял вид дракона величиной с борзую.
Но бой не успел начаться: в гущу ворвалась Ма Коста, отшвырнув с пути двух цыганят, и встала перед Лирой, как боксер.
— Ты его видела? Ты видела Билли?
— Нет, — сказала Лира.
— Мы только пришли. Я его сколько месяцев не видела.
Деймон Ма Косты, ястреб, кружил в ясном небе над ее головой и немигающими желтыми глазами яростно озирал окрестность. Лира испугалась. Никто не волнуется, если ребенка несколько часов нет, тем более цыганского ребенка: в сплоченном плавучем мире цыган все дети драгоценны и бесконечно любимы, и мать знает, что, если ребенок пропал из виду, поблизости от него будет кто-то другой и защитит его не раздумывая.
Но вот Ма Коста, королева среди цыган, в ужасе от того, что исчез ее ребенок. Что же это делается?
Ма Коста окинула невидящим взглядом кучку ребят и пошла прочь сквозь толпу на набережной, громогласно призывая сына. Ребята повернулись друг к другу, позабыв вражду перед лицом материнского горя.
— Кто такие эти Жрецы? — спросил приятель Лиры Саймон Парслоу.
Первый цыганенок ответил:
— Не знаешь, что ли? Они по всей стране воруют детей. Они пираты…
— Не пираты, — поправил другой, — они Ганнибалы. Поэтому их и зовут Жрецами.
— Они едят детей? — спросил другой ее приятель Хью Ловат, кухонный мальчик из Колледжа Святого Михаила.
— Никто не знает, — сказал первый цыганенок.
— Они их забирают, и больше их никто не видит.
— Все это мы знаем, — сказала Лира.
— Мы уже сколько месяцев играем в детей и Жрецов, еще до вас. Спорить могу, их никто не видел.
— Видели, — сказал один мальчик.
— Кто же? — прицепилась Лира.
— Ты их видел? Почем ты знаешь, что там не один человек?
— Чарли видел их в Банбери, — сказала цыганская девочка.
— Они подошли и заговорили с женщиной, а другой человек утащил ее маленького сына из сада.
— Ага, — пропищал цыганенок Чарли.
— Я сам видел!
— Как они
— Ну… я их не совсем видел, — сказал Чарли.
— Зато видел их грузовик. Они приехали на белом грузовике. Засунули мальчика в грузовик и быстро уехали.
— Почему их зовут Жрецами? — спросила Лира.
— Потому что они их жрут, — сказал первый цыганенок.
— Нам говорили в Нортгемптоне. Они там тоже были. Девчонка в Нортгемптоне, у ней увели брата, и она говорит, человек, который забрал его, сказал, что его съедят. Это все знают. Они их жрут.
Цыганская девочка, стоявшая рядом, громко заплакала.
— Двоюродная сестра Билли, — сказал Чарли. Лира спросила:
— Кто последний видел Билли?
— Я, — откликнулось полдюжины голосов.
— Я видел, когда он держал старую лошадь Джонни Фьорелли… Я видел его возле продавца пастилы… Я видел, когда он качался на кране…
Сопоставив свидетельства, Лира решила, что в последний раз Билли видели не больше чем два часа назад.
— Значит, за эти два часа тут побывали Жрецы… — сказала она.
Они оглядывались вокруг и ежились, несмотря на то, что грело солнце, и набережная была запружена народом, и запахи стояли привычные — смолы, лошадей, курительного листа. Беда в том, что никто не знал, как эти Жрецы выглядят, и, по словам Лиры, которая определенно главенствовала теперь над всей перепуганной компанией — и колледжских, и цыганских, — Жрецом мог оказаться каждый, любой.
— Они должны выглядеть как обыкновенные люди, иначе бы их сразу увидели, — объяснила она.
— Если бы они только ночью приходили, тогда могли выглядеть как угодно. Но раз приходят днем, должны выглядеть обыкновенно. Так что кто угодно из этих людей может оказаться Жрецом…
— Нет, — неуверенно возразил цыганенок.
— Я их всех знаю.
— Ну, не эти, значит, кто-нибудь еще, — сказала Лира.
— Пошли их искать! И белый грузовик!
Стала собираться стая. К первым следопытам присоединялись новые, и в скором времени тридцать с лишним цыганских детей носились взад и вперед по набережной, забегали в конюшни, карабкались на краны у причалов, прыгали за изгородь широкого луга, взбегали по пятнадцать человек разом на старый разводной мост над зеленой водой и опрометью неслись по узким улочкам Иерихона, между маленьких кирпичных домов с террасами к огромной квадратной башне — Часовне Святого Варнавы Фармацевта. Половина из них не знала, чего ищет, и думала, что это просто игра, но Лира и ее приятели испытывали настоящий страх всякий раз, когда замечали одинокую фигуру в переулке или полутемной Часовне — Жрец?
Но Жрецов, конечно, не было. В конце концов безуспешность поисков и настоящая тревога за пропавшего Билли погасили всякое веселье. Близилось время ужина, и, когда Лира и двое колледжских мальчиков уходили из Иерихона, они увидели, что на пристани, там, где стояла лодка семьи Коста, собираются цыгане. Некоторые женщины громко плакали, а рассерженные мужчины стояли кучками, и деймоны их взволнованно летали над головами или рычали на каждую тень.
— Сюда Жрецы не посмеют прийти, спорю, — сказала Лира Саймону Парслоу, переступив порог величественной Ложи Иордан-колледжа.