Северное сияние
Шрифт:
— Тебе известно, сколько у вас происходит несчастных случаев из-за того, что все держат дома заряженное оружие?
— Мне это не грозит. Подойди.
Она открыла дверь на улицу. Темно, холодно, а рядом — разъяренная женщина с заряженным ружьем.
— Давай вернемся в дом и…
— Видишь тот сучок? Семь футов от земли, сорок футов от дома?
— Мег…
Она вскинула ружье, прицелилась и выстрелила. Звук его оглушил. Пуля прошила сучок в полуфуте от кончика.
— Хорошо, хорошо, стрелять ты умеешь. Получи золотую медаль. Идем в дом.
Она выстрелила еще раз, и полфутовый кусок ветки упал
Мег выдохнула и третьим выстрелом разнесла ее остатки.
Потом собрала с земли гильзы, вернулась в дом и убрала винтовку на место.
— Метко стреляешь, — похвалил Нейт. — Но должен заметить, что сбить с дерева сучок — это совсем не то же самое, что влепить пулю в живое существо. Не дай бог, конечно.
— Я не избалованная барышня с Большой земли. У меня в трофеях — лось, буйвол, олень, медведь…
— Может, и в человека стрелять приходилось? Это не одно и то же, Мег. Поверь мне, это совсем разные вещи. Я не говорю, что ты слабая. Я просто прошу тебя на эту ночь поехать со мной. Если нет — я останусь здесь. Но сейчас, когда Роза в больнице, твоей маме нужна помощь. Она там забегалась, да еще по отцу твоему исстрадалась.
— Мы с Чарлин…
— Знаешь, я ведь со своей тоже не общаюсь. Мать со мной почти не разговаривает, а сестра держится в стороне от нас обоих, потому что не хочет нарушать свою безмятежную, сладкую жизнь. И я ее не виню.
— Не знала, что у тебя есть сестра.
— Старшая. У нас два года разницы. Живет сейчас в Кентукки. Я ее лет пять, наверное, не видел. Бэрки не любят семейных торжеств.
— И она даже не навестила тебя, когда тебя ранили?
— Она звонила. Нам оказалось совершенно не о чем говорить. Когда Джек погиб, а меня ранили, в госпитале меня навестила мать. Я думал — насколько был в состоянии думать, — что после всего этого кошмара у нас, даст бог, что-то наладится. Мы снова станем родными людьми. Но она лишь сказала: «Надеюсь, теперь-то ты остановишься?» Просила, чтобы я уволился из органов, пока ей не пришлось вместо больницы навещать меня на кладбище. Я отказался, сказал, что, кроме работы, у меня ничего не осталось. Тогда она молча вышла. С тех пор мы и десять слов друг другу не сказали. Эта работа отняла у меня лучшего друга, жену, родных.
— Нет, не отняла. — Она не удержалась, взяла его за руку и поднесла к своей щеке. — Ты сам знаешь, что это не так.
— Как посмотреть. Но я не ушел. И я здесь, потому что это единственное, что я сохранил. Может, как раз работа и удержала меня от скатывания по наклонной. Не знаю. Но я знаю, что у тебя с твоей мамой еще не все потеряно. Вы еще можете восстановить отношения. Ты должна сделать шаг.
— А она могла бы попросить о помощи.
— Она и попросила. Через меня.
Мег со вздохом отвернулась и пнула шкафчик под мойкой.
— Я ей помогу, но только на время. И не думай, что после этого наступит всеобщее благоденствие.
— Всеобщее благоденствие — такая вещь, о которой в любом случае лучше не беспокоиться.
Он высадил ее у «Приюта», потом вернулся в участок.
Какое-то время провел, записывая свой вчерашний разговор с Отто и Джоном, потом двинулся по списку названных Отто летчиков.
За Стоки Лукесом никакого криминала не числилось, только несколько дорожных нарушений. Он теперь жил в Фэрбанксе и работал летчиком в туристической
Филдинг в девяносто третьем перебрался в Австралию, а через четыре года умер там своей смертью.
Томас Кижински, он же Двупалый, — отдельная история. За ним вился целый хвост: хранение запрещенных наркотических средств, попытка их сбыта, вождение в пьяном виде, мелкая кража. Из Канады его выслали, а летную лицензию дважды отбирали.
Восьмого марта 1988 года его труп был найден в мусорном баке дока в Анкоридже со множественными ножевыми ранениями. Бумажник и часы отсутствовали. Заключение: убийство с целью ограбления. Преступник или преступники так и не были найдены.
«Посмотреть на это с другой стороны, — подумал Нейт, — и получится устранение нежелательного свидетеля или шантажиста». Летчик везет в горы троих, обратно забирает двоих. Спустя две недели его находят зарезанным на помойке.
Поневоле задумаешься.
В участке стояла тишина, и Нейт расчехлил свою доску. Заварил свежего кофе, достал из кладовки банку ветчины и изобразил сандвич.
Потом сел за стол и стал изучать материалы стенда, свои записи, дневник Патрика Гэллоуэя. Последний в его жизни.
Так, за размышлениями, прошел долгий вечер.
ГЛАВА 19
Ей он о дневнике отца ничего не сказал. Когда женщина к вечеру устала и раздражена, лучше не усугублять.
Он был восхищен, как Мег, засучив рукава, весь день вкалывала в «Приюте». И еще больше восхищен тем, как утром она резво вскочила с постели и побежала подавать завтрак толпе голодных. И ведь все это происходило в условиях жестоких трений с матерью.
Когда он сел за столик, она тут же подошла с дымящимся кофейником.
— Привет. Меня зовут Мег, сегодня я буду вас обслуживать. А поскольку я рассчитываю на щедрые чаевые, то сначала дождусь, пока вы поедите, а уж потом вылью этот кофейник на башку Чарлин.
— Спасибо. Когда Роза возвращается?
— Неделю или две ее точно не будет, а потом Чарлин хочет дать ей свободный график — до тех пор, когда она сможет вернуться к полноценной работе.
— Что ж, весьма любезно с ее стороны.
— Ну, с Розой-то она всегда любезна. — Она бросила горестный взгляд на Чарлин. — Ее она любит. Это меня на дух не выносит. Что будешь, красавчик?
— Если скажу, что у вас очень схожие интересы, но у каждой — на свой лад, ты мне тоже кофейник на голову опрокинешь?
— Могу.
— Тогда я буду овсянку.
— Ты? Ешь овсянку? — Она сморщила свой соблазнительный носик. — И не из-под палки?
— К овсянке привыкаешь.
— Ага. Точнее сказать — прилипаешь.
Передернув плечами, она пошла дальше принимать заказы и подливать кофе.
Ему нравилось смотреть, как она движется. Быстро, но не суетливо, сексуально, но не вызывающе. На ней была затрапезная фланелевая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, из-под которой виднелась белая плотная футболка. Серебряный кулончик на цепочке слегка подрагивал на груди.