Северные огни
Шрифт:
В картежной комнате велись разговоры не менее значимые, и вовсю играли в другие азартные игры, потише, под надзором уже не трофейных голов, но долговязого и сурового мистера Джинкинса, буфетчика, маячившего за дубовой стойкой в дальнем конце зала. Был там мистер Тони Аркрайт, ветеринар; он разглагольствовал о достоинствах своего нового жеребенка, народившегося не далее как сегодня, и обещал показать его при первой же возможности. Был там мистер Томас Доггер вместе с длинным и острым своим носом; он наслаждался местной атмосферой, усиленно выказывал смирение и тонко намекал на сей факт всем и каждому, кто брал за труд прислушаться. Был там деревенский доктор мистер Холл; устроившись в удобном кресле с подлокотниками
— Буду чертовски вам признателен, викарий, если вы соизволите объяснить, каким образом то, что я прочел в газете графства касательно одного весьма примечательного события в Вороньем Крае примерно месячной давности — ужасного события, скажу я вам! — согласуется с вашим благочестивым краснобайством, — промолвил Марк, лениво сбрасывая три карты и вытягивая из банка новые им в замену. Игроки начали новую партию и теперь производили обмен, надеясь получить на руки карты получше.
— И что же это за событие, мистер Тренч? — улыбнулся викарий, поправляя очки.
— Вы наверняка слышали о том, как на особенно опасном участке скальной дороги опрокинулась карета? Каре та фирмы «Каттермол», как я припоминаю. Несколько пассажиров погибли, рухнув с обрыва в ледяные воды гавани, и в их числе — двое очаровательных малышей, брат с сестрой, им еще и пяти лет не исполнилось. — Тут сквайр умолк и уставился в карты, с интересом дожидаясь ответа собеседника.
— Да, я тоже об этом читал. Прегорестная утрата, мистер Тренч, как вы верно заметили.
— А эти очаровательные дети, братик с сестренкой, которым еще и пяти не было, — по-вашему, они заслужили такую участь? Просто-таки сами ее заработали? Такова нынче кара за неучтивость по отношению к гувернантке?
— Это был несчастный случай, мистер Тренч, кони испугались и понесли.
— Ха! Самый что ни на есть разнесчастный случай сам по себе показателен. Выходит, ваш так называемый любящий Господь задремал на часах и допустил сию прегорестную утрату, сие ужасное происшествие. Или, может статься, речь идет о сознательном действии того же самого сонного божества? Даже вроде бы особый термин есть для таких случаев: «деяние Господа», стихийная сила то есть. Смерть от несчастного случая, Божье наказание, как выражаются в наших многоуважаемых судах. Так вот, мысль о том, чтобы всякое воскресенье поклоняться существу настолько абсурдному, оскорбляет меня до глубины души; да и любому мыслящему человеку полагалось бы чувствовать то же. Удивляюсь я, что вы со мной не согласны; но я, наверное, просто не в ладах со своим временем. Сколько очков, викарий?
Заметно разволновавшийся викарий открыл карты.
— Четыре пики, сорок, мистер Тренч.
— Плохо. У меня четыре трефы, сорок один. Не повезло вам, викарий. А что у нас в одной масти по старшинству?
— Три бубновых, тридцать.
— Опять я вас обставил. Вот глядите: три трефы, тридцать одно. И притом туз: конечно же, я вас бью. А как насчет комбинаций?
— Четыре валета, сорок.
— Здесь мы с вами равны: у меня пара четверок. Четыре десятки — то же, что четыре фигуры. Стало быть, семь сдающему, вам — ничего — nihil, как выразился бы старый зануда Силла. А в следующий кон сдавать вам, викарий, у вас очков меньше.
— Боюсь, не мне, бедному провинциальному священнику, оправдывать действия или бездействие Всемогущего, мистер Тренч, — отозвался викарий, возвращаясь к доводам
— Ну вот, вы опять пытаетесь вывернуться! Все священники, в провинции или где угодно, одним миром мазаны. Увязли в своих доктринах, точно крапивники в птичьем клею, а как только доходит до дела, вы совершенно не в состоянии ничего объяснить и прибегаете к банальностям этой вашей благочестивой чепухи — дескать, все это слишком велико и непостижимо для невежественных смертных. Но хоть какой-то смысл во всем этом быть должен — даже в глазах смертных? Разве не логично? — Эту речь сквайр произнес весьма рассеянно, с головой уйдя в изучение карт. И в результате заменил три.
— А чего вы от меня ждете, мистер Тренч? — отпарировал викарий, в свою очередь заменяя карты. — По-вашему, я обладаю какими-то особыми познаниями в том, что касается Господнего замысла? У меня, по-вашему, свои связи в Небесной канцелярии?
— А жду я, чтобы вы, священники, честно и откровенно признали: вы сами понятия не имеете о том, о чем беретесь рассуждать. Объявите об этом с кафедры во время службы одним ясным субботним утром, и, ставлю пятьдесят гиней, паства зааплодирует вам так — те из прихожан, что в здравом уме, по крайней мере, — как еще ни одному пастырю Святой Люсии испокон веков не аплодировали, да оно и неудивительно.
Викарий совсем смешался: как отвечать мистеру Марку Тренчу (иначе нежели в духе христианского милосердия), он никогда не знал, во всяком случае, лицом к лицу, — и в отчаянии прибег к доброй старой аксиоме, подсказывающей: не знаете, что сказать, так лучше промолчите. Притом ведь мистер Тренч — его благодетель, благодетель его возлюбленной супруги и всего прихода; как же можно его огорчать! К сожалению, подумав о том, что не стоит выводить из равновесия сквайра, викарий тут же вспомнил про происшествие в Вороньем Крае: про потерявшую равновесие и опрокинувшуюся карету и ужасную судьбу маленьких детишек и прочих пассажиров. Невзирая на внешнее спокойствие, вопросы, заданные сквайром, растревожили ему душу; подобные щекотливые моменты веры, явно противоречащие элементарным приличиям и здравому смыслу, частенько его донимали, хотя вслух он об этом почти не заговаривал. Так что священник невозмутимо подставил вторую щеку, так сказать, и подсчитал карты. Лицо его медленно озарилось улыбкой в преддверии нежданного выигрыша.
— Что у вас, мистер Тренч?
— Шесть бубен, пятьдесят восемь. Улыбка самую малость померкла.
— Ах да, конечно же, этого и следовало ожидать. А у меня только пять пик, сорок семь, как сами вы видите. Как насчет одномастных по старшинству?
— Пять бубен, сорок семь.
— А! Понятно. Что ж, отличные карты. У меня только три трефы, на двадцать четыре очка.
— Не повезло вам, викарий, — посетовал сквайр, чопорно затягиваясь сигарой.
Однако же преподобный джентльмен вместе со своей улыбкой так легко не сдавались.
— Комбинация, мистер Тренч?
— Три валета, тридцать.
Викарий торжествующе выложил карты на стол.
— Боюсь, маловато будет. Четыре короля, сорок. И четверка — quatorze, — мистер Тренч!
— Браво, викарий, что называется, повезло вам! Тем не менее у меня очков в два раза больше. Но не тревожьтесь, какие ваши годы!
Некоторое время эта несочетаемая пара играла молча; впрочем, тишину соблюдали только они двое, в то время как над многолюдной компанией посетителей стоял гул голосов, то и дело прерываемый веселой шуточкой мистера Айвза или ехидным замечанием Оливера. Но вот сквайр вновь принялся вопрошать собеседника о метафизических материях.