Северные волки
Шрифт:
И Берта закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подступают слезы отчаянья. Вот и все. Хель все равно победила. Теперь она останется в стылых туманах и будет блуждать, как те, кого видела. И никогда больше не увидит дорогих ей людей. Не увидит Хальвдана. И он будет так же блуждать в туманах, умерев от руки женщины. Черный ворон, размером больше огромного орла пролетел мимо, подцепив крылом ошметок сизого холодного тумана и Берте показалось, что она застыла на месте. Словно невидимая рука удерживала ее, а сама она могла ступать по воздуху.
Корни Мирового Древа, огромного настолько, что первой ветви его не видно было от земли. Настолько могучего, что чувствуешь себя мелкой и никчемной. Мельче муравья, что ползет по стволу столетнего дуба.
Журчал подбрасывая воды на камнях источник Урд, искрясь под лучами солнца. Пели птицы невиданных раскрасок. И бродили животные, не знающие ни голода, ни страха. Это место напоминало Рай, о котором рассказывал отец Оливер. И только раскинувшаяся в разные стороны путанная пряжа из тонких, как человеческий волос, нитей и три женщины возле нее не давали забыть о том, где на самом деле оказалась Берта.
– Зачем ты здесь?
– спросила старуха Урд, что ведала прошлое, каркающим голосом, похожим на треск поленьев в костре.
Она была настолько стара, что волосы ее истончились и были белыми, как молоко. Как и глаза, что утратили цвет, побелев, и только двумя черными мошками ползали по ним зрачки. Рот ее лишился зубов и если бы не воды источника Урд, она бы давно покинула все миры. Став только памятью о себе самой. Берта прочистила горло, стараясь не отводить взгляд.
– Я пришла просить вас изменить судьбу Хальвдана Ульвссона при рождении названного Хравном и прозванного Любимцем Богов, - громко сказала Берта, глядя просто в старческие глаза.
Голос ее не дрогнул, как бы не дрожали, подобно струнам лиры, в груди тревога и страх.
– Такова его судьба, - отвернулась старуха, силясь распутать пряжу, но только еще больше путая и обрывая нити, свитые юной Скульд и зрелой Верданди.
– А моя? Моя тогда какая?
– едва сдерживая злость и слезы, спросила Берта. Верданди, правящая настоящим, встала и отошла от веретена.
Ее голос был сильным и красивым. И почему-то напомнил об Ансвит. Ансвит... Она не переживет такого позора, что упадет на весь род, вместе со смертью сына. «Горе матери, что хоронит сына. Это может убить» - вспомнились ее слова, и Берта судорожно вдохнула.
– Твоя судьба Берта, выйти замуж и родить сыновей. Из твоего чрева выйдут великие воины, о которых будут слагать легенды. Великие воины, имя которых не сотрет время. Ты станешь полночной наездницей, и в руках твоих будут жизни людей, и их судьбы.
Берта почувствовала, как по щекам покатились слезы.
– И я после смерти попаду в Хель.
– Такова твоя судьба. Как и Гесса Колдунья ты не можешь противиться ей.
– Мне не по нраву такая судьба, - сказала Берта, вытерев
– И что?
– каркнула старуха Урд.
– Я останусь здесь, - сказала Берта и села, скрестив ноги.
– Мне не нужна такая судьба, где руки мои будут омыты невинной кровью, а люди, которые мне дороги, станут ненавидеть и бояться меня.
– Ты...
– прошипела потревоженной змеей Урд.
– Кто ты такая? Даже ассы не смеют перечить нам, принимая свою судьбу и свой долг.
– Я не богиня. Я женщина, сердце мое не так сильно, как у мужчин. А потому...
– Берта дерзко улыбнулась, так как человек, которому нечего терять.
– Я боюсь возвращаться.
И когда старуха Урд поднялась, с перекошенным от злости лицом, юная Скульд, что вплетает в нить жизни долг и прядет будущее, звонко рассмеялась.
– Она нравится мне, - сказала Скульд и склонилась к источнику жизни и мудрости, зачерпнув в чашу воды.
– Но даже ей я ничего не дам просто так. Ты пренебрегла долгом, что я спряла для тебя. И потому, я заберу самое дорогое, что дается женщине - возможность рожать сыновей. Согласна ли ты Берта, которую назовут Бесстрашной, на такое.
Берта закусила губу, взвешивая жизнь того, кого любит, и собственную сломанную судьбу. И обреченно кивнула.
– Тогда возьми. Воды источника вернут жизнь в тело. А я спряду новую нить за этим узлом на ваших судьбах.
Берта взяла. Как наибольшую драгоценность в девяти мирах, за которую она заплатила наибольшую цену, которую может заплатить женщина.
– Иди. И помни, что эту судьбу ты выбрала для себя сама, - сказала Верданди.
И снова ветер подхватил Берту, напомнив, что она всего лишь сухой лист, который носит судьба туда, куда угодно ее ветрам.
Улье в бессильной злости сжимал и разжимал кулаки.
То, от чего он так старался оградить своего кровного брата, все равно случилось. А ведь он чувствовал, что дурным закончится затея забрать ее в земли Норэгр. Чувствовал. И все же не настоял. Поверил, что сами боги послали ему фракийку. Разве что сам Локки приложил к этому свою руку.
Раненого Хальвдана и бесчувственную Берту перенесли в дом Бьерна. И сейчас фракийская рабыня зашивала и обрабатывала его рану.
Кому, как не Ульву, видевшему не раз бою подобные ранения, знать, что толку от ее повязок, как от листа подорожника.
И все же она не сдавалась. Ее движения были точными, а слова короткими. И только капли пота и краснеющие глаза напоминали, чего стоит ей держать себя в руках. Две рабыни помоложе подбрасывали поленья в очаг, и в доме скоро стало невыносимо жарко. А над огнем булькало варево Хельги жреца.
– Я убью ее собственными руками. Вырву сердце и скормлю псам, - сказал Ульв холодным, как льды во фьодах, голосом.
– Оставь эту месть богам, - устало сказал Бьерн.
– Пусть они решат ее судьбу. Не опускайся до мести женщине.