Северный цветок
Шрифт:
Жанна подняла глаза на Филиппа, и он прочел в них горе и радость, любовь и муку.
— Они там! — воскликнула она. — Там Сашиго со своими людьми! Они явились вовремя и сделали все, что обещали!
До того, как они начали спускаться со скалы, Филипп еще раз крепко прижал девушку к своей груди и поцеловал ее. Теперь она уже не сопротивлялась, и Уайтмор познал всю сладость ее губ. Молчаливые в своем горе и близкие друг другу в своей радости, они быстро очутились у подножья горы, так же быстро прошли лес и бегом направились к освещенной хижине, где лежал Пьер.
Мак-Дугал находился в комнате, когда они вошли, но тотчас же поднялся со стула и на цыпочках направился в контору. Филипп подвел Жанну к койке Пьера. Как только Уайтмор наклонился над ним, он открыл глаза.
Он увидел Жанну, и в его угасающем взоре мелькнул чудесный свет. Его губы зашевелились, а руки, находившиеся под одеялом, судорожно задвигались. Жанна опустилась перед ним на колени, прижала дрожащие руки к груди, и неземной
Трудно сказать, сколько времени прошло, пока Жанна, наконец, подняла голову. Она сделала это очень осторожно, тихо, словно боялась разбудить уснувшее дитя. Она повернулась к Филиппу, который тотчас же прочел в ее глазах всю правду. Ее голос был ровен и спокоен, полон ласки и нежности, когда она произнесла:
— Оставьте нас, Филипп! Пьер умер!
Женщины часто говорят так в момент величайшего горя…
ГЛАВА XXIII
На один момент Филипп склонил голову, а затем повернулся и, не проронив ни слова, бесшумно вышел из комнаты. Закрывая за собой дверь, он оглянулся и увидел, что Жанна стоит на коленях у койки человека, который только что расстался с миром. Какое-то видение на один миг мелькнуло в мозгу Филиппа, и он вспомнил про другой час, про другой год, когда Пьер стоял на коленях перед ней, отрывая ее от груди погибшей матери… Это было очень давно, с тех пор прошло много-много лет, но Жанна отдала свой долг: она стояла на коленях перед тем, кто любил ее всей душой и, не получив ответа, ушел из жизни.
Филипп был так потрясен этим зрелищем, что, отвернувшись, в первую минуту ничего не мог разглядеть. Он не мог больше сдерживать душившие его рыдания и вытер платком выступившие слезы. Он прекрасно знал, что Мак-Дугал был невольным свидетелем его слабости, но не имел никакого представления о том, что, помимо шотландца, в конторе находился еще один человек, который поднялся со стула в то время, как Мак-Дугал продолжал сидеть на своем месте.
Когда Филипп подошел ближе к свету и поднял голову, то сразу не поверил своим глазам.
Перед ним стоял Грегсон.
— Мне ужасно неприятно, Филь, что я пришел как раз в такой тяжелый момент, — очень тихо сказал Грегсон и неловко поклонился.
Филипп все еще не отрывал от него недоверчивого взгляда. Ни разу до сих пор он не глядел так на своего приятеля, с которым когда-то делил и горе и радость. Художник продолжал стоять на том же месте, почему-то не решаясь протянуть ему руку. В глазах его не было ни малейшего признака радости, которую можно было ожидать: ведь друзья так давно не виделись и расстались при столь странных обстоятельствах! Он напряженно смотрел по направлению комнаты, где лежал мертвый Пьер, и на лице его было выражение человека, кающегося в тяжких грехах.
Наконец Филипп пробормотал что-то и протянул ему руку, но Грегсон отступил на шаг назад.
— Нет, не сейчас еще! — произнес он. — Подожди… сначала выслушай меня.
Что-то неопределенное в его холодных, бесстрастных словах остановило Уайтмора. Он увидел взгляд Грегсона, устремленный на Мак-Дугала, и понял его значение. Подойдя к инженеру, он опустил руку на его плечо и произнес так тихо, что художник не мог ничего слышать:
— Мак, друг мой… она там, с Пьером. Она хочет несколько минут остаться с покойником наедине. Я очень прошу вас подождать ее снаружи, а потом проводить к жене Кассиди. Передайте ей, что я приду за ней в самом скором времени.
Он проводил инженера до двери, по дороге еще что-то шепнул ему и повернулся к Грегсону, который успел уже устроиться за небольшим конторским столом. Филипп уселся напротив него и снова по-дружески протянул руку.
— В чем дело, Г'регги? — воскликнул он. — Правду сказать, я пока ничего не понимаю! Объяснись, ради бога!
— У нас нет времени для пространных объяснений! — ответил художник, все еще отказываясь пожать руку приятеля. — С этими объяснениями придется повременить, но в свое время мы коснемся их. Сейчас я не смею пожать твою руку. Сейчас я объясню, почему не смею. В продолжение многих лет мы были самыми настоящими и преданными друзьями. Очень может быть, что через несколько минут мы расстанемся с тобой страшными врагами. Во всяком случае, ты можешь стать мне врагом. Но до того, как я уйду отсюда, я должен просить тебя об одной вещи, об одном одолжении. Я даже не прошу, я требую этого! Что бы ни произошло между нами в продолжение ближайших минут, не обвиняй ни в чем Айлин Брокау! Ты не должен упрекать ее ни в чем! Я вполне согласен с тобой в том отношении, что одно время ее душа, так сказать, заблудилась и потеряла настоящую дорогу, но смею тебя уверить, что теперь эта душа очистилась от всякой скверны. Я люблю эту девушку! Странные пути судьбы привели нас к тому, что и она полюбила меня, несмотря на то, что я совершенно не стою ее любви. Она будет моей женой!
Филипп все еще сидел с протянутой рукой,
— Грегги, Грегги! — воскликнул он. — Но ведь это же чудесно! Я знаю теперь, что
— Нет, подожди! — хрипло ответил Грегсон. — Не надо торопиться! Выслушай меня внимательно! Ведь ты получил мою записку? Не подумай, что я действительно бросил тебя в такую тяжелую и ответственную минуту! Все дело в том, что в последнюю ночь твоего пребывания в Черчилле я сделал одно важное открытие. Если хочешь, я завтра или когда-нибудь после расскажу тебе об этом открытии самым подробным образом, но пока ты должен знать только это! Я нашел ту силу, которая хотела во что бы то ни стало разрушить твое создание, твое дело. Другими словами, я нашел человека, который стоял во главе заговора против тебя, который направлял Торпа, которого надо считать ответственным за все, что случилось с тобой.
Он подался вперед, слегка наклонился над столом и указал на закрытую дверь.
— И этот человек…
На минуту он задумался, как бы не решаясь закончить то, что начал, но затем набрался духу и промолвил:
— Этот человек — Брокау, отец моей будущей жены!
— Господь с тобой! — воскликнул Филипп. — Да ты просто с ума сошел! Отдаешь ли ты себе отчет в том, что говоришь! Нет, ты сумасшедший!
— Совершенно правильно, в тот момент, когда я сделал это открытие, я действительно был сумасшедшим — холодно ответил Грегсон. — Но теперь я вполне здоров и отдаю себе полный отчет в моих словах. Вся его схема сводилась к тому, чтобы правительство взяло назад выданную вам временную лицензию. Торпу и его людям было вменено в обязанность снести с лица земли ваш лагерь и убить тебя. Все деньги, хранящиеся в банках, должны были перейти в карман Брокау, который устроил бы так, что никто ни в чем не мог бы обвинить его. Я не стану расписывать тебе детали, потому что ты и без них все уяснишь себе. Он давно знал Торпа и поручил ему всю черную работу, назначив его в то же время своим агентом-исполнителем. Для того, чтобы не возникли какие-либо подозрения, Торп назвался лордом Фитцхьюгом Ли. Это была его прихоть, не больше. За три месяца до приезда в Черчилл Брокау пожелал дать Торпу все инструкции, но боялся воспользоваться вашей дикой, нелепой почтой. В то же время он никак не мог найти человека, которому мог бы доверить это деликатное поручение. Вот почему он в конце концов вынужден был послать сюда Айлин, свою дочь! Девушка провела в Божьем Форте целую неделю, а после того прибыла в Черчилл, где мы и увидели ее. План Брокау заключался в том, чтобы подкупить капитана парохода и заставить его подойти совсем близко к так называемой Эскимосской Стрелке и ночью сигнализировать Торпу и Айлин, которые поджидали его в условленном месте. Капитан соблазнился, выполнил желание Брокау и, подойдя к Стрелке, взял на борт тех, кого надо было. Ведь ты помнишь, что при высадке Брокау на берег, к Айлин бросилась девушка, которая, как оказалось, всегда проживала в Божьем Форте. Боясь выдать себя с головой, Айлин категорически отказалась признать ее. Тотчас же по приезде Брокау в Черчилл было решено нанести первый удар. Твой компаньон привез с собой двух верных людей, на которых мог вполне положиться. В свою очередь и Торп имел четыре-пять человек, к которым относился с полным доверием. Первым делом была организована атака на скалу, где должны были убить мужчину, но взять живой и невредимой девушку. Специальный посол должен был сообщить все подробности событий в Божьем Форте и вину свалить на индейцев. Обстоятельства благоприятствовали тебе, и ты разбил всю их игру. Обстоятельства благоприятствовали мне, и я вовремя нашел Айлин. Еще раз повторяю, не буду сейчас вдаваться в излишние детали, но скажу, что Айлин не имела никакого представления о готовящемся нападении, ничего не знала о возмутительном заговоре против тебя и так же ошибалась в своем отце, как и ты сам! Вот!
Он снова перегнулся через стол и продолжал:
— Послушай, Филь, клянусь тебе, что, если бы сейчас шла речь не об Айлин, я не пришел бы к тебе. Я не сомневаюсь в том, что она покончила бы с собой, если бы знала, что я все время был в курсе дел. Она откровенно призналась мне во всем, что сделала, рассказала также о том, что ей было известно относительно отца. Она находилась в таком ужасном состоянии, что я не счел возможным бросить ее. Я позабыл про ужасное письмо и нашел возможным уехать вместе с Брокау и его дочерью в Черчилл, где, впрочем, мы оставались очень недолго. Я решил не искать тебя больше. Айлин сослалась на нездоровье, и мы решили устроиться за городом, близ самой реки. Мы отослали в Форт двух индейцев, прислуживавших нам, так как решили, что в столь острый момент лучше будет, если мы останемся одни, без посторонних. Вот и все! Наш план расстроился, так как все своевременно раскрылось. Как только я узнал о смерти Торпа, я немедленно поспешил к тебе. Сознаюсь, что я пал настолько, что готов был защищать Брокау, но Айлин изменила весь мой план действий, и теперь я говорю с тобой ее устами. Она заявила мне следующее: «Грегги, вы любите меня. В таком случае вы должны рассказать Уайтмору все, что знаете. Только в том случае, если он простит нас — чего мы никоим образом не заслуживаем! — я могу быть вашей женой».