Северный гамбит
Шрифт:
И всё. Рядом были и другие офицеры штаба, которым было не совсем обязательно знать про англичан. «Вас там нэ было, товарищ Лазарэв, вы поняли меня?» Две британские субмарины были потоплены у канадских берегов «немецкими» лодками, и попробуйте доказать обратное!
Зато результат второй нашей миссии был налицо. Командующий вместе со штабными и офицерами бригады подплава не удержался от того, чтобы осмотреть наш трофей, приняв рапорт от Видяева. Тем более из наших бесед он знал, что «тип XXI», принадлежит уже к следующему поколению и после этой войны станет основой для новых проектов подлодок и у нас, и у американцев с англичанами. Теперь мы имеем все шансы стать первыми.
А чтобы этот шанс стал реальностью, мы идем в Северодвинск. Где трофей с нетерпением ждут наши светила кораблестроительной
А заодно встанем ненадолго в завод, поскольку диагностическая аппаратура, разработанная под нас уже в этом времени (рентгеновские аппараты), пока только там. И: «Ваш корабль очень нужен СССР, товарищ Лазарев». Глупо будет сгинуть в океане из-за треснувшего шва. А наш «жандарм», охранитель и «государево око» Кириллов, после сеанса связи с Москвой в Полярном, намекнул мне, что очень скоро нас ждет новое задание, и К-25 должна быть в идеальном порядке. Так что через десять дней нас ждут в Главной базе СФ.
Пятьсот с лишним миль. Двое суток пути, считая скорость всего конвоя. Вечером двенадцатого ноября подходим к дому. Еще засветло — думаю, немалых трудов стоило командованию Беломорской флотилии убрать с фарватера все иностранные суда, хотя, наверное, нас уже увековечили на фотопленку, но лучше бы этих кадров было поменьше. Мы входим в акваторию завода, слева от нас остров Ягры, где еще не построили судоремонтный завод «Звездочка», а справа и впереди то самое место, где мы отдали швартовы два месяца и одиннадцать дней назад. Когда были «проводы алых парусов» — наших жен и подруг здесь. Сколько раз после мы просматривали видео, которое успел снять Дима Мамаев! Тогда было самое начало осени, сейчас уже зима, но снега еще нет, лишь какая-то слякоть с серого низкого неба и мокрый ветер с моря — ну, это здесь всегда.
На берегу нас уже ждут. В военной форме и штатские — персонал «базы строящихся кораблей» и «арсенала два» — заводские и научники. Кажется, различаю фигуру Курчатова, нашего бессменного главпонауке здесь — академики больше решают глобальные вопросы, и чаще в Москве, чем у нас. И женщины. Стоят отдельной группой — и у каждой в одежде есть что-то алое — шарф или платок — а впереди две фигурки в развевающихся алых «парусах». Тоже привет из двадцать первого века — как-то Аня спросила, что носили женщины в вашем времени. Не рассказывать же про мини и стиль унисекс, вот и вспомнилась накидка «летучая мышь», в которой, в подражание Алле Пугачевой, весной бегала Ирочка, моя первая любовь там. Так ведь не начало сентября, как мы уходили — замерзнет же, простудится, ведь почти зима! Сейчас выскажу ей всё — дайте только на берег попасть!
Швартовка. Все необходимые мероприятия по приходу корабля в базу. И когда я наконец схожу на причал по трапу, Аня спешит мне навстречу — и все мои слова куда-то пропадают. Восторженный взгляд любимой женщины — это лучшая награда для любого нормального мужика, счастье и звездный час, то самое мгновение, которое хочется остановить. Словами передать нельзя, это даже великие поэты не могли, про авторов слезливых романов и таких же сериалов вообще молчу — если на вас никто никогда так не смотрел, вы этого не поймете! Да и нужны ли слова, если всё ясно и так? Ну, кому не ясно, те просто бедные люди, которым не повезло встретить единственную, свою. Сейчас будет мне «Анна на шее»… но рядом каким-то образом оказываются Кириллов и Курчатов, и другие, знакомые и ответственные лица, и все со срочными вопросами, которые надо решать. Ну а Ане надлежит доложить «жандарму», что произошло за его отсутствие. И мы разбираемся со всем этим, не отходя друг от друга дальше чем на шаг — а после Аня сказала мне тихо, как гриновская героиня: «Теперь хочу четыре
На «Воронеже» остается лишь стояночная вахта. В 2012 году экипаж бы ждала послепоходная реабилитация и база отдыха — здесь же мы можем позволить себе не больше двух — трех дней. Хотя заводские всё понимают и стараются при стоянке в базе нас не загружать — но знаю, что Серега Сирый скорее умрет, чем позволит кому-то копаться в хозяйстве БЧ-5 без своего присутствия. Нет здесь второго, «подменного» экипажа и спецов, хорошо знакомых с нашей техникой — и потому нельзя сдать и забыть. Но до утра время наше!
Благо идти совсем недалеко — квартира на территории «бригады строящихся кораблей» так и осталась за нами. Аня держит меня под руку, не отпуская ни на миг. Она очень похожа сейчас на Тимиреву из того фильма, в исполнении Лизы Боярской, особенно в этой «американской» шляпке с широкими полями, затеняющими лицо, лишь вуали не хватает. Отворачиваясь от ветра, Анечка прижимается к моему плечу и рассказывает местные новости. Филиал ленинградской Корабелки наконец переехал в новое здание на Полярной. Завод расширился, башенный цех полностью реконструировали, и места уже не хватает — планы есть что-то построить и на острове Ягры. А город начали и к западу от Торфяной строить. В парке аллеи проложили, от Первомайской к заводу. В цехах не только десантные катера — и тральщики заложили, ленинградский проект «253», чтобы сварочно-секционное производство освоить.
— Михаил Петрович, когда вы ушли, я так боялась, что вы не вернетесь! А вдруг провалитесь еще на куда-то, на сто лет назад? Узнавала постоянно, где вы и как — что в штабе флота, в оперативных сводках было. Вы только не исчезайте — я же тогда никого другого себе не найду!
На вид такая вся тургеневская… а впрочем, классик совсем не кисейных барышень, а будущих революционерок писал — интересно, когда это синонимом кисейной стало? И никто ведь не скажет, что эта прекрасная дама серебряного века — партизанка, снайпер, убивец полусотни фашистов и Хранитель нашей главной тайны здесь, на втором месте после «жандарма» Кириллова. И персональный охранитель лично меня, в чем я однажды уже имел возможность убедиться. Неужели у нее и сейчас пистолет припрятан? Хотя здесь, на территории, отведенной под нашу базу, немцев даже в виде «гастарбайтеров», то есть пленных, нет, по крайней мере пока «Воронеж» у причала — и союзников не пускают, и посторонних, по периметру охрана бдит круглые сутки. Вход лишь для нас, то есть экипажа, и еще для берегового персонала базы, научников и Анечкиной команды, и про жен и подруг разговор особый, проводить и встретить корабль — это святое дело. Так что здесь, внутри периметра, опасаться нечего, если только немцы десант не сбросят. Но в такое верится слабо — фронт далеко на запад ушел, а зениток тут не уменьшилось, а даже прибавилось, в сравнении с сорок вторым годом, когда немцы здесь летали, будущий Атоммаш для Советского Союза не меньше ценен, чем, к примеру, Бакинская нефть, где всю войну армия ПВО стояла. Еще в Архангельске истребительный полк сидит — и мы, как только пришли, кабель связи на берег, включили нашу РЛС в общую систему ПВО, в дополнение к здешним Редутам-3. И за компьютерами в ЦП «Воронежа» вахта несется, как положено, так что имеем возможность любой неопознанный летающий объект этих времен не только обнаружить вовремя, но и точное целеуказание выдать, и истребители навести, и зенитки нацелить. Хотя из всего люфтваффе сюда долететь с возвратом сейчас теоретически могут лишь «кондоры», поскольку ближайший немецкий аэродром в Восточной Пруссии — даже Прибалтика уже вся наша, включая острова. Но сказал же Кириллов: «Я бы на месте Гитлера ради такой тайны и десантную дивизию не пожалел». Потому — бдим!
— Михаил Петрович, да вы не слушаете меня? А как вы немецкую подлодку захватывали, расскажете или это секрет?
И если она — Анна, то я выходит, Адмирал? Только в отличие от того, который из фильма, с «ъ» на конце, желаю помереть в преклонном возрасте, окруженный любящими внуками, в великом и вечно живом СССР.
— Ленка! — вдруг замечает Аня, оглядываясь. — И снова ведь к вам… ой! Михаил Петрович, а вы мне свой корабль покажете, а то я так на нем и не была? Допуск у меня есть, по высшей форме!