Северный свет
Шрифт:
По винтовой каменной лестнице он поднялся к себе в кабинет. Мисс Моффат, его секретарша, ведавшая, кроме того, подпиской, занималась разборкой почты. Это была пожилая, бесцветная женщина с седеющими волосами, похожая на старую школьную учительницу, зимой и летом ходившая в строгой серой юбке и серой вязаной кофточке и совершенно незаменимая — такую разнообразную и ответственную работу она выполняла, не жалуясь и не ворча. В редакции она появилась около тридцати лет назад, еще при Роберте Пейдже, и до сих пор никак не могла признать Генри его преемником. В это утро она держалась особенно сухо. Генри сразу почувствовал, что мисс Моффат чем-то недовольна. Пока он проглядывал письма, она молча снимала бечевку с пакета и сматывала ее в аккуратный
— Он опять звонил.
— Кто?
— Соммервил.
Генри с удивлением посмотрел на нее.
— Что ему было нужно?
— Поговорить с вами. Когда я сказала, что вас нет, — этого он, конечно, и ожидал: он звонил из Сёррея в семь тридцать, — он просил передать вам…
— Ну?
Она взяла записную книжку и прочла стенографическую запись:
— «Будьте добры передать мистеру Пейджу мои наилучшие пожелания. Скажите ему, что двое моих доверенных служащих на следующей неделе будут в вашем городе. Передайте, что я был бы крайне обязан, если бы он разрешил им посетить его».
Секретарша умолкла. Стараясь собраться с мыслями, Генри сказал:
— Прочтите еще раз, пожалуйста.
Она повиновалась, и при вторичном чтении тон телефонограммы показался Пейджу еще более приторно любезным. Недоумение, которое мучило его в субботу, усилилось. Он почувствовал смутное беспокойство.
— Как вам кажется, что это означает?
Поджав губы, мисс Моффат сердито и презрительно вздернула голову.
— Он хочет купить «Свет».
— Да. Он почему-то решил, что я собираюсь продать газету. Но я сказал ему, что он ошибся.
— Он не из тех, кто ошибается.
— Что же, — сказал Генри, помолчав. — Даже если вы правы, это ничего не меняет. Может быть, он и собирается купить нашу газету, но я, во всяком случае, не собираюсь ее продавать.
— Все это так просто?
— Ну разумеется. — Пейдж был встревожен и поэтому начинал сердиться. — Если газета не продается, как же ее можно купить.
— Вы знакомы с Верноном Соммервилом?
— Да… то есть я видел его один раз.
— Ну, так вы знакомы с ним не больше, чем я с премьер-министром. Но вам по крайней мере знаком материал, который он публикует. Вы видели сегодняшнюю «Утреннюю газету»?
Все лондонские газеты хранились у него в кабинете, их раскладывали на длинном массивном столе красного дерева у окна. Секретарша взяла «Утреннюю газету» и положила ее перед Пейджем. Первую страницу занимал тщательно отретушированный страшный снимок трех окровавленных трупов — двух мужчин и полуобнаженной женщины, распростертых на полу в бедно обставленной комнате, — а над ним кричащий заголовок, набранный дюймовым шрифтом: «ПЛАТА ЗА СТРАСТЬ».
— Очень мило, не так ли? — сказала мисс Моффат неописуемым тоном. — Как это украсило бы нашу первую страницу.
Правда, мисс Моффат была склонна смотреть на вещи мрачно, и удивительно легко обижалась, но Генри все-таки не мог понять, что на нее сегодня нашло. Во всяком случае, это следовало прекратить. Он отдал ей газету.
— Займемся ответами на письма, — сказал он резко.
Когда Пейдж кончил диктовать, она ушла в соседнюю комнату и села за машинку, а он прошел по коридору в старинный зал с колоннами, где каждое утро в десять происходило редакционное совещание, на котором отбирался материал для следующего номера и планировалось его размещение. Малкольм Мейтлэнд, помощник Пейджа, был уже там и разговаривал с Хартли Слейдом, заведующим отделом искусства, а следом за Генри вошли редактор спортивного отдела Пул и заведующий отделом рекламы Хорейс Балмер.
Все уселись за длинным полированным столом, и первым побуждением Генри было рассказать о звонках Соммервила, но, почувствовав, что это будет проявлением слабости, он передумал. Они занялись
Девизом «Северного света» давно уже была фраза, набранная мелким шрифтом и скромно открывавшая первую страницу: «Все новости, которые стоит читать». Упорно восставая против погони за сенсацией, «Северный свет» на протяжении пяти поколений постепенно приобрел прочную репутацию принципиальности, объективности и добросовестности в подборе материала. Газета стала своего рода местной традицией. В этот день, естественно, наибольший интерес представляли сообщения с Ближнего и Среднего Востока. Пейдж и его сотрудники подробно рассмотрели их, обсудили новости национального и местного значения и, наконец, дошли до вечно животрепещущей темы — погоды. Накануне в Линкольншире началось большое наводнение, и было решено послать туда репортера вместе с главным фотографом. Городские происшествия также были распределены между сотрудниками. Боб Льюис уже уехал, получив задание заняться АРА. Через час после того, как каждый высказал свое мнение, обсуждение закончилось и можно было макетировать номер.
Когда все расходились, Малкольм Мейтлэнд пошел по коридору рядом с Генри. Пейдж питал глубокое уважение к этому исключительно способному, волевому и практичному нортумбрийцу, на которого всегда можно было положиться. Он был сыном шахтера-взрывника, и его детство прошло в типичном шахтерском поселке Бедлингтон. Без всякой поддержки он сумел окончить Дурхемский университет, где ему были присуждены две стипендии, а на последнем курсе — Уитингемская премия по политической экономии. Сначала он служил учителем в Тайнкасле и, будучи горячим сторонником социальных реформ, все свободное время отдавал организованной им вечерней школе для рабочих местных судостроительных заводов. Позднее дважды выставлял свою кандидатуру в парламент от либералов Северного Дурхема и оба раза не прошел, не добрав лишь незначительное число голосов. Потом, вынуждаемый материальными затруднениями и утратив некоторые иллюзии молодости, но сохранив в целости чувство юмора, он отказался от политической карьеры и занялся журналистикой. Он был краснолиц, неказист, с детства слегка прихрамывал после несчастного случая в шахте и привлекал не внешностью, а умом и сердцем. Закоренелый холостяк, он снимал квартиру в Уотоне, жил один и, как сам выражался, «вел хозяйство» вполне успешно. Словно хорошее яблоко северного сорта, он был жестковат, но зато без всякой гнильцы и червоточинки. Здоровая натура простого человека проявлялась и в его страсти к рысистым лошадям, зародившейся еще в те дни, когда ему приходилось иметь дело с лошадьми на шахтах, — он даже платил за содержание на ферме под Мосберном двух одряхлевших рысаков. Пейджу он был ближе всех остальных сотрудников «Северного света».
— Столько актуальных проблем! — с сердцем сказал Генри: они обсуждали тему передовицы, и он был необычно раздражен. — Столько надо сказать, и так мало для этого времени!
Мейтлэнд кивнул.
— Да, мы, кажется, увязли, как никогда.
— Если бы только нам удалось избавиться от нашей проклятой апатии. Мы ко всему равнодушны, пока у нас есть бесплатное медицинское обслуживание и футбольный тотализатор. Возьмите Западную Германию — как они вытащили себя за волосы. Когда я в сорок пятом увидел эту страну в развалинах, то готов был поклясться, что с ними покончено… что им больше не встать. А они справились…
— Не забудьте, в сравнении с нами у них было одно преимущество. Они проиграли войну.
— Это не довод, Малкольм. Они добивались своего… пока мы плавали без руля и без ветрил.
— Да, положение не из веселых. Но мы бывали в переделках и похуже.
— Если бы только нашелся у нас человек, который мог бы стать во главе… настоящий государственный деятель… вроде Дизраэли…
Мейтлэнд остановился перед дверью Пейджа и с сочувственной усмешкой искоса посмотрел на него.