Северный ветер

Астафьев Виктор Петрович

— Разные фигурки нам присылают — вазочки, зверей. Свои образцы показывали Федору Васильевичу. Да он ничего в камнерезном деле не понимает, все наши образцы поставил в шкаф и запер.

— У вас большие способности, — сказал Сергей. — Надо развивать их.

— Правда? — таким счастливым голосом сказала Нюра, что Сергей невольно обернулся.

Девушка стояла, прижав ладони к разгоревшимся щекам. Сергей почувствовал себя взрослее Нюры не на пять-шесть лет, а значительно больше.

— Да, да, — подтвердил Сергей. — Но это только начало. Вам надо учиться

еще очень многому. Поступайте в художественное училище.

— Брат в армии, — почему-то виновато ответила Нюра, — вернется через полтора года. Маму оставить нельзя, видели, какая она старенькая. А вот вернется брат, обязательно поеду учиться. Он мне так и пишет...

— Ах, так... Это правильно... Но работать с камнем продолжайте. И я постараюсь вам помочь...

— Вы говорите, продолжайте. — И в голосе девушки зазвучала горькая обида. — А на заводе и слушать не хотят. У нас камнерезный цех был, пятнадцать человек работало. И все своей охотой пошли. Мастера нам помогали. А теперь цех закрыли, а нас всех на плиты поставили.

— Какие плиты?

— Мраморные. Делаем плиты большие и маленькие: большие — для всяких электрических машин, электростанций, а маленькие — для квартирных щитков. Платят за них хорошо, вот Федор Васильевич и закрыл камнерезный цех. Сначала сказал, что только на три месяца, потерпеть уговаривал, а позавчера объявил,что камнерезного цеха больше не будет. Всех камнерезов в цех послал. Плиты шлифуем.

— Это же неправильно.

— Мы ему тоже так говорили. А разве нашего председателя Федора Васильевича переспоришь? «Вы, говорит, своих кошек и мышек успеете сделать. А нам нужно, говорит, о выгодных работах думать. Пусть в других артелях фигурки делают».

— Что же, убедить его нельзя?

— А он никого слушать не хочет. С ним дядя Кузьма разговаривал. Он и его не слушает.

— Дядя Кузьма? Кто такой?

— О, — девушка ласково улыбнулась, — самый старый у нас мастер. Теперь он на пенсии, зрение плохое, не работает. А как важный заказ придет, обязательно дядю Кузьму зовут. Камнерезный цех был — он о пенсии не думал, всем нам помогал. Федор Васильевич даже на него кричит.

— А вы и сдались? — поддразнил Сергей. — Страшнее вашего Федора Васильевича и зверя нет? Руки опустили?

— Я не опустила, — возразила пылко Нюра.

— Как же не опустили... Поставили вас на плиты, цех закрыли, а вы в слезы. Слышал я, как вы вчера ночью плакали. Заступиться за себя не могли?

— Напрасно вы так думаете. Мы, если хотите знать...

Сзади кто-то кашлянул. Сергей обернулся и увидел Варвару Михайловну. Она стояла в дверях, заслоняя свет, и лица ее не было видно. Наверно, она слышала часть разговора.

— Способная к камню у вас дочь, — сказал Сергей. — Но учиться ей надо.

— Учиться она пойдет, — ответила мать. — А вот ты сейчас ей да другим помоги. Поговори с нашим руководством, растолкуй им: неправильно они делают.

— Мне помогать не надо, — самолюбиво возразила Нюра.

— А ты помолчи, не мешай.

Сергей заметил на полке гроздь рябиновых ягод с желтыми листочками,

похожую на ту, что лежала в комнате на письменном столе.

— Бросили? — опросил он.

— Эту? Эту бросила. Принесла домой веточку, и так захотелось сделать ее. Показала дяде Кузьме. Он говорит: «Начинай» — и сургучную яшму подарил. И никак не получалось. Сколько я их переделала!

С улицы девичий голос позвал:

— Нюра! Идешь?

— Ой, опаздываю, — встрепенулась Нюра. — Сейчас, Дуся! Вы сегодня на завод пойдете? — спросила она Сергея.

— Непременно.

— Посмотрите наши работы. Они все в шкафу у Федора Васильевича стоят.

Она кивнула головой и исчезла.

— Помогите доченьке, — доверительно попросила Варвара Михайловна. — Слезы у нее не сохнут. А нам с Федором Васильевичем говорить — что воду толочь, брызги летят, а толку никакого.

— Для этого и приехал, Варвара Михайловна. Прислали меня в камнерезный художником.

...Низкий кирпичный корпус завода стоял на краю поселка. Это был самый удивительный завод из тех, какие приходилось когда-либо видеть Сергею: без обязательных кирпичных труб и шапки дыма над ними, без подъездных путей. Зато к заводу тянулись электропровода, и во дворе стояла подстанция, огороженная забором с колючей проволокой, а на столбах висели устрашающие таблички с черепом и двумя скрещенными костями.

Федора Васильевича не было в конторе, и Сергей пошел на завод искать его.

В главном цехе слышались плеск воды и назойливое шипение, словно где-то из неисправной магистрали вырывался сжатый воздух. Тихо гудели электромоторы. Несколько параллельных металлических пластин, скрепленных вместе, двигались равномерно взад и вперед, перетирая мраморный блок и разрезая его на плиты одинаковой толщины.

В соседнем отделении на стенах и на полу лежала тонкая, как на мельницах пыль. Мужчины в запорошенных комбинезонах вращающимися электрическими наждачными кругами шлифовали мраморные плиты, а рядом с ними женщины заравнивали острые кромки плит. Среди молодых работниц Сергей увидел Нюру, в платочке, повязанном по самые глаза.

Прозвенел звонок на обеденный перерыв, и Сергея сразу окружили парни и девушки с припудренными мраморной пылью лицами. Нюра стояла позади и, улыбаясь, смотрела на него.

— Вы к нам инструктором? — спросила девушка с остреньким носиком и смешливыми глазами.

— К кому это к вам?

— В камнерезный цех.

— Тогда к вам.

— А мы плиты шлифуем, — весело затараторила она. — Тут есть и такие, что в ремесленном учились с камнем работать, а Федор Васильевич, видите, что придумал.

— Думаю, что это долго продолжаться не будет, — пообещал Сергей. — Сегодня поговорю с Федором Васильевичем, все выясню.

Сергей был убежден, что тут какое-то недоразумение. Разве послали бы его сюда работать, если бы знали, что цех закрыт? Он поговорит с этим нелюдимым председателем и убедит его вернуть всех камнерезов, а затем наладит работу в цехе художественной резьбы. Что это, в самом деле, за самоуправство!