Sex 21
Шрифт:
Утром он позвонил из Питера и просто сказал: «Приезжай, я болею». Этого было достаточно, чтобы через пару часов метаться по Шереметьево в поисках билета, забыв о собственной температуре. Улететь ближайшим рейсом оказалось невозможно. Я добралась до директора аэропорта и соврала ему, что мой одинокий питерский дядя при смерти. Он нашел для меня билет. Через полтора часа я уже ехала с интеллигентным водителем «шестерки» из Пулково в гостиницу «Аврора».
Я поднималась
Я двигалась по коридору, отыскивая номер 435. Каблуки оставляли вмятины в выцветшем ковролине, сердце колотилось. Я подошла к двери и уже занесла руку, чтобы постучать. Из номера доносился разговор. Мужской голос и женский. Мужчина отрывисто бросал реплики, женщина смеялась. Внутри что-то съежилось и закололо. В голове путались обрывки: я в Питере, стою перед его дверью. У него женщина. Зачем он меня звал? Специально. Он хочет, чтобы я умерла прямо здесь. Не буду стучать, не буду заходить. Я опустилась на пол. Спина чувствовала холод стены. Я подняла глаза. Номер 453. Это не его номер, мне нужен 435. В груди, как кувшинка, вновь распустилось обнадёживающее свечение. Я развернулась и поплелась в другой конец коридора. 435. Прислушалась. Тишина. Я поскребла ногтями дверной шпон. Максим открыл, горло его было обмотано шарфом, белки затянула красная сетка лопнувших сосудов, голос хрипел.
– Быстро ты, – прокашлял он и он вяло улыбнулся.
– Час на самолете.
– Заходи. Чай будешь?
– Буду.
– Сделай, ладно? Вот чайник, вот заварка. У меня температура, я в кровать.
– Конечно.
Мы лежали рядом, и мне было наплевать, что у него грипп. Я была рада, что он болеет и у него нет сил на раздирание меня на части. Я обвилась вокруг него, как самка удава, и тихо упивалась счастьем, боясь спугнуть. Максим провел пальцем по моей переносице, по брови, по волосам.
– Лен, – проскрипел он.
– Что?
– Скажи правду, с кем ты там спала, пока меня не было?
– Не поверишь – ни с кем. Глупо, я понимаю, но как-то не хотелось.
– Не верю.
– Я ж говорила. А ты? – зачем-то спросила я.
– Что – я?
– С кем ты спал в Питере?
– Обязательно отвечать?
– Ты сам начал.
– С Танькой спал. С Наташей, с Лизой и Надей.
Дыхание перехватило – ощущение спокойствия тут же рассыпалось.
– Вместе что ли? – бодрясь, продолжала я себя истязать.
– Ну да.
– А как это?
– Да вот так. Грибов наелись и ебались втроем.
– А
– Она сама ко мне приходить начала.
– Тебе она нравится?
– У нее фигура на твою похожа. Сиськи похуже – а так похожа.
– Буду считать, что это комплимент.
Я встала, оделась, взяла сумку.
– Ты что, Лен?
– Мне что-то нехорошо. Я хочу подышать.
Меня бросило в жар, наверное, снова поднялась температура.
Я вышла под моросящий питерский дождь и запрокинула лицо к тучам.
Я помню каждую нашу встречу, каждую деталь, все его фразы и запахи.
Я хочу впитать его движения и интонации, полуулыбки и полувзгляды, чтобы они остались во мне. Я готова покрыть свое тело татуировками из его слов, выполнять любые его прихоти. Прошло три часа, а я ни разу не перевернула страницу «Молота ведьм». Максим не замечает. Звонит телефон – он выходит на кухню. Смеется. Почему он не может общаться при мне? Опять, как он говорит, «одна знакомая». Очередная маленькая пытка. Я смотрю на него и сама себе удивляюсь – почему я не решаюсь ничего сказать? Сначала я пыталась говорить с ним, даже несколько раз удачно шутила. Удачно, потому что мне удавалось вызвать легкую ухмылку на его губах. Теперь не получается. У меня все время заплетается язык, я теряю мысль, поэтому могу объясняться только короткими фразами – да, нет, не знаю, ок. Он думает, что я идиотка. Мне хочется, чтобы он увидел меня с другими – как люди веселятся, когда я что-то рассказываю, как парни ищут общения со мной, как подруги уважают. Наверное, я и есть идиотка.
Навозная муха продолжает утробно жужжать, ей что-то мешает сесть.
У другого бы уже давно сдали нервы, и он бы гонялся за насекомым по комнате с мухобойкой. Максим в наушниках погружен в себя, не слышит, а мне все равно – я хочу посмотреть, что муха будет делать, когда окончательно выбьется из сил.
Прошел месяц после моей питерской поездки, когда Максим снова позвонил. Он сказал, что вернулся в Москву, и пригласил зайти, как ни в чем не бывало. Я сказала: «Ок». На самом деле он появился в тот момент, когда я собиралась ехать к нему и, если бы его не оказалось дома, лечь под дверью и ждать, пока он не придет. Было уже темно, когда я оказалась у него на пороге. В рюкзаке перекатывались баночки холодного чая. В квартире стояла густая влажность, хотя окна были нараспашку. Сквозь темные ветви деревьев мерцал Комсомольский проспект. В духоте сумерек то приближался, то удалялся комариный писк. Возле его головы замаячил комар – хлопок, Максим раскрыл ладони и элегантно снял мертвое насекомое. Я выставила банки чая на стол, Максим протянул руку: железный язычок щелкнул, выпустив шипение.
Конец ознакомительного фрагмента.