Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Лайдон Джон

По правде говоря, меня вдохновляло то, что делали остальные, все трое. Я был очень, очень впечатлен. А что касается музыкальности, то кому какое дело? Это была бравада, смелая попытка прорваться в море одинаковых групп, состоявших из избалованных деток.

Мне всегда нравился подход к гитаре Стива Джонса. То, как почти разваливалась его гитарная партия, – мне это казалось абсолютно захватывающим. И как он умудрялся вытянуть ее опять. Самое близкое, что я видел у других музыкантов, – это игра Нила Янга на его альбоме Zuma^[132], где песня порой балансирует на грани полного краха – самый динамичный момент. Для меня представлялось здорово просто суметь

вписаться в это, и это было великолепно. Я мгновенно начинал мыслить строфами. Именно игра Стива давала мне такую возможность, и я не знаю, понял ли он это до сих пор. Не думаю, что он сознавал, насколько помогал мне, и я очень, очень благодарен Стиву, несмотря на все его презрение – на самом деле это просто вишенка на торте.

Умение Пола Кука задавать темп – поразительное и всегда было таковым. Он не выводил меня из себя, Пол, его барабаны звучали твердо, без срывов – на него можно было положиться. Когда я лажал на сцене, Пол обычно произносил самую болезненную реплику и заставлял меня ощутить всю горькую реальность промаха, тогда как от подковырок Стива или Глена мне было как с гуся вода. Пол уверенно выносил вердикт: «Сократи это, а то исправь…»

Я быстро понял, что Пол всегда готов идти на уступки Стиву. Стив мог подначить Пола попросить меня о чем-нибудь. «Э-э-э-э, гм, а тебе не кажется, что этак было бы лучше?» Все эти вещи, независимо от того, как они до меня доводились, я воспринимал с издевкой. Во многом именно они и создали проблемы между мной и Полом, поскольку он думал, что это мои к нему личные подъебки. Но это было не так. Я адресовал их тем людям, которые пытались на него повлиять. Потому что с Полом все было в порядке. И я всегда хорошо с ним ладил. Но я отнюдь не ладил с Полом, когда Стив или Малкольм шептали ему на ухо.

Очень странная она была, наша группа. Пол – тихий парнишка, не из тех, кто суетится, очень похожий на своего отца, тихий и склонный к компромиссам. Не знаю даже, о чем он думал. Пол отосится к числу людей, предпочитающих оставаться незамеченными. Но именно сочетание разных характеров и создает нечто целое, именно это сделало нас теми, кем мы стали. Я имею в виду, если бы все были такими же психами, как я, все пошло бы насмарку – осталось бы только спустить в унитаз! В этом я должен быть честен. Предоставленный самому себе, я на все сто процентов – настоящая катастрофа! У меня нет кнопки «стоп». И тут: «Да, давайте подумаем, как быть».

Я думал, что нашел свой голос почти сразу, но по-настоящему услышал себя только тогда, когда у нас впервые появились сценические мониторы, а именно на концерте с Eddie & the Hot Rods в «Марки». Это оказалось для меня большим шоком. Я случайно «сломал» мониторы, потому что не мог вынести звука собственного голоса. Дело в том, что все остальные оказались достаточно глупы, чтобы позволить мне себя услышать.

Они говорили со мной, используя музыкальные термины типа «тактовый размер», и я понятия не имел, о чем шла речь. Или: «Вступай с “соль”!» Что?! Совершенно невежественный в этом отношении, я обладал огромными знаниями музыки, но ничего не понимал в том, как она создается.

Это было захватывающе – очень похоже на то, как в детстве впервые начинаешь собирать модели из деталек металлического конструктора. Когда-нибудь получали «Мекано» на Рождество? Открываешь коробку – ты уже успел посмотреть снаружи все фотографии того, что можно собрать, – однако едва эта коробка оказывается открытой, ты полностью теряешься. Вот что для меня означало присоединиться к «Пистолзам». Я должен был быстро сложить детальки вместе и догнать их.

Стив, Пол и Глен сделали для меня удивительные вещи, и я буду любить их до самой смерти. И пусть они меня позорят сколько влезет – это их право, но именно так я отношусь ко всем, с кем работаю. Хорошо у нас

идет или плохо – не важно; очень быстро ты понимаешь, что если оно вообще не идет, то ты больше и не работаешь с этими людьми.

Изначально помещение на Денмарк-стрит должно было стать нашей штаб-квартирой. Стиву, однако, были не рады в доме его матери, и оказалось, что ему негде жить, поэтому он остался на Денмарк-стрит. Он как бы превратил репетиционную в свою квартиру и попытался создать некую атмосферу, которую мы неминуемо портили, когда приходили туда поработать. У всего есть темная сторона. Поскольку стены были голыми, я принялся рисовать на них отвратительные карикатуры. Мы провели ужасно много времени, играя во вражду, разными способами заводя друг друга.

Мы все очень надеялись, что группа отвлечет Стива от воровства. Однако оказалось, что хрен редьки не слаще. Было очень трудно поладить со Стивом, когда он был не в настроении. Только Пол Кук по-настоящему понимал его. Стиву особенно хорошо удавались злые шутки, он любил поступать людям назло, и Полу приходилось терпеть это, так же как и всем остальным. Все мы рано или поздно оказывались жертвами его розыгрышей, некоторые из которых были реально на грани. Представьте себе юнцов, предоставленных самим себе.

Что же касается Малкольма, то он предпочел бы, чтобы я поменьше высказывался, потому что все еще хотел, чтобы его приняли в модное художественное общество. Один из первых концертов, которые он устроил, был в лофте того парня Эндрю Логана^[133]. Он назывался «Бал святого Валентина». Это было очень странное, фантастическое место выступления, но я им не понравился. Возможно, потому что я и сказанул что-нибудь этакое.

Подобного рода чепуха была тем, ради чего Малкольм пресмыкался и к чему стремился, общаясь со всеми этими фальшивыми светскими львицами, уверявшими друг друга в собственной важности и снисходительности. Художники-мусорщики, позеры, чертовы скульпторы. Это было очень «искусно» и, следовательно, очень фальшиво.

В двух словах, Малкольм и его клика были этакими хипповатыми поклонниками искусств, реально. Они сменили шмотки, но их менталитет остался все тем же хипповским пустым тупиком. Все они целовали друг друга в зад и ничего не могли достичь, ничего не предлагали, ничего не делали. Поглощенные и очарованные собой, они закрывали двери в реальный мир. Мир, в котором я прочно укоренился.

В этом зашоренном модном Лондоне не было места для таких людей, как я, чему чертовски рад, потому что тот водоворот мог затянуть в себя, можно было поддаться общему настрою и решить, что самолюбование и самовосхваление сделают тебя спасителем вселенной. На самом деле это не так. Все они высокомерны и поверхностны, переполнены восхвалениями друг друга и из-за этого ограниченны и узколобы. У них нет настоящего понимания того, как работает реальный мир. Они погружены только в себя. Вот что я выяснил. Внешне они очень впечатляют: «Только посмотрите на этих людей, на их безумную одежду и на их типа безумный образ жизни, и все они выглядят так, будто занимаются безудержно-извращенным сексом». А на самом деле они лишь кучка буржуа из пригорода.

Малкольм был вечным студентом арт-колледжа. Однако я никогда не видел ни единого произведения искусства, которое бы он сотворил. Он окружил себя людьми вроде Джейми Рида^[134], который был своего рода художником, но больше имел отношение к коммерческим аспектам искусства – подаче, упаковке и продаже вещей. Из всей компании Малкольма мне очень нравился Джейми и еще Софи Ричмонд, ассистентка Макларена. Она всегда была угрюма: «О, все уныло, мне скучно, я в депрессии». Мне было забавно находиться рядом с таким подавленным человеком. Ничто на свете не могло заставить Софи улыбнуться. Надеюсь, она это прочтет, и на ее лице появится широкая улыбка.