Сеятели тьмы

Накадзоно Эйсукэ

Последнюю фразу Канагаи произнёс скороговоркой и тут же положил трубку.

— Что, умер? — спросил Катасэ.

— Умер?! — воскликнула Эмма. Глаза её наполнились слезами. Закрыв ладонями лицо, она убежала в свою комнату.

Сатико пошла за ней.

Было пять часов вечера. Дождь продолжался, на дворе стало темно. С тех пор как увезли Тэраду, прошло четыре часа. На дорогу ушёл

час, таким образом, в распоряжении врачей было всего три часа. Кохияму грызла мысль, не повлиял ли на состояние Тэрады их довольно продолжительный разговор.

— У меня тоже есть сообщение, — сказал Муракоси.

— Какое?

— Вчера звонил Огава и сказал, что теперь они им уже не нужны.

— Кто они?

— Устойчивые чумные бациллы. Используя наши данные об устойчивых кишечных палочках, в Форт-Детрике вывели устойчивую чумную бациллу. Им сообщили об этом.

— Следовательно, Убуката напрасно трудился?

— Выходит, так. А поскольку, Кохияма, вы интересовались фактической стороной дела, я счёл нужным довести это до вашего сведения.

Муракоси явно хотел реабилитировать свой институт. Он как бы желал подчеркнуть, что японские исследователи и учёные, собственно говоря, занимаются чисто научными проблемами, а центры BCW используют их открытия в военных целях, поэтому обвинять в чём-либо японских исследователей ни сейчас, ни в будущем несправедливо.

Кохияма выслушал Муракоси без особого интереса. Он не задал ему ни одного вопроса. И смущённый Муракоси ушёл. Катасэ держался скромно. Он понял, что теперь директор института вряд ли станет просить главного редактора газеты «Нитто» принять в отношении Кохиямы какие-то меры.

— Сложная возникла проблема, — сказал Катасэ, когда Муракоси ушёл.

— Что ещё случилось?

— Дело в том, что Убуката-сан свою работу не довёл до конца, как бы оставил её на полдороге. Значит, институт теперь сможет выдать наследнице лишь половину вознаграждения. Жаль Эмму.

— Вам и в самом деле её жаль? — усмехнулся Кохияма.

— Но помилуйте, она ведь осталась круглой сиротой, и деньги ей будут нужны.

Кохияма не поддержал разговора, и Катасэ ничего иного не оставалось, как уйти.

Кохияма остался один. Ему захотелось

на воздух, но дождь полил ещё сильнее. Он никак не мог отделаться от мысли, что может всё-таки заболеть чумой, но он пока ещё жив, а вот Тэрада… И опять мелькнула мысль о том, что он в какой-то мере повинен в его смерти…

В гостиную вошла Эмма с заплаканными глазами.

— Извините, у меня такой вид…

— Когда хочется плакать, не нужно сдерживаться, — сказал Кохияма.

— О, я такая плакса, — смущённо призналась Эмма. — Чуть что, сразу в слёзы. Иногда и без всякого повода.

Они стояли рядом у окна и смотрели на серую завесу дождя. Через три дня они смогут уйти отсюда. Даже если карантин продлят, это уже ненадолго. Во всяком случае, близится день их освобождения.

— Ну вот, скоро ты получишь свободу, о которой так мечтала, — сказал Кохияма.

— Да, но вы помните, что я вам сказала вчера вечером в парке. Свобода тоже может быть печальной.

Эмму ждала любимая работа, но и этот путь, наверное, не будет усыпан розами. Кохияма думал и о себе. Сможет ли он написать обо всём, что здесь происходило? Институт микробиологии Каньо и медицинский факультет университета Тоё наверняка захотят скрыть подробности этого дела.

Если труд Убукаты, как сказал Муракоси, оказался напрасным, то, возможно, напрасной была и работа Тэрады и его смерть… Может быть, такой же напрасной окажется и его попытка предать гласности всю эту историю. Будь что будет, он не отступится!..

«Свобода тоже может быть печальной», — сказала Эмма. В этом есть своя логика. Свобода часто означает полный разрыв с прошлым, а это не всегда даётся легко. Бывает, что человека охватывает тоска как раз в ту минуту, когда кончается неволя и он обретает свободу…

Откуда-то с улицы донеслось стройное, торжественное пение. Очевидно, шла вечерняя служба в церкви неподалёку отсюда. Благочестивые верующие собрались, чтобы вознести хвалу господу.

Кончился ещё один день заточения в чумном изоляторе.

Перевод с японского Н.Рогаль.