Сейчас или никогда
Шрифт:
Элфи был более сдержанным, но и он не смог удержаться, чтобы не расцеловать ее.
— Ничего, Мэри, в жизни все надо испытать. Мы пришлем тебе открытку.
Она стояла на крыльце и махала им рукой, пока машина не скрылась за углом. После этого она быстро вернулась в свою комнату и стала собирать вещи, чтобы на следующий день быть готовой к переезду в приют для беременных женщин.
Встретили ее хорошо и сразу же продемонстрировали все технические возможности приема родов. Правда, Мэри это мало волновало, но она послушно обошла с медсестрой все здание приюта, равнодушно рассматривая медицинское оборудование и всяческую аппаратуру. При этом она
— Знаете, Мэри, — назидательным тоном произнесла матрона в белом халате, — рождение ребенка — это настоящий подвиг для женщины, а слабых материнство порой полностью истощает как морально, так и физически.
— Меня это не касается, — угрюмо ответила она. — Моего ребенка заберут от меня сразу же после родов.
Та недовольно нахмурилась.
— Боюсь, дорогуша, что эта процедура отнимет несколько дней. Мы должны удостовериться, что ребенок здоров и хорошо ест, прежде чем передать его усыновителям. Кроме того, вы должны хотя бы немного покормить его грудью, а потом придется сцеживать молоко, а мы будем регулярно передавать его новым родителям.
Мэри оторопело посмотрела на матрону и замахала руками.
— Нет, что вы, я не могу кормить его… грудью. Я не могу…
Пожилая женщина снисходительно посмотрела на нее.
— Ладно, посмотрим, — сказала она, решив не спорить с юной пациенткой.
Как и всегда, Мэри была молчаливой все эти дни и старалась держаться обособленно от других обитателей приюта. Ей хотелось только одного — поскорее родить, избавиться от ненавистного ребенка и уехать, чтобы никогда больше не вспоминать этот кошмар.
Открытку от Джима и Элфи она получила в тот самый день, когда нужно было рожать. Они желали ей легких родов и удачи во всем, а внизу приписали только два слова: «Из рая». Вскоре после этого ее отвезли в родильное отделение, где и начались предродовые схватки.
— Давай, Мэри, поднатужься, — говорила над ухом сестра. — Можешь делать что угодно — кричать, плакать, орать, только тужься посильнее.
А Мэри видела перед собой омерзительное лицо насильника и проклинала его на чем свет стоит. Его пронзительные глаза сверлили ее измотанную душу, проникали глубоко в сознание, вызывая жгучее отвращение к нему самому и к его ребенку. Нет, скорее она умрет, чем будет кричать или рвать на себе волосы.
Примерно в пять часов утра ей дали какие-то таблетки, после чего боль в животе немного утихла, а потом вдруг стало совсем пусто внутри и послышался громкий крик ребенка.
— Молодец, Мэри, — прошептала сестра, — все уже позади.
А Мэри в это время думала о том, что ребенок родился от гнусного монстра и сам будет таким же чудовищем.
— У вас девочка! — радостно сообщил ей врач, передавая визжащий комочек медсестре.
— Я ничего не хочу знать о нем, — тихо пробормотала Мэри и заплакала.
— Все нормально, — попыталась успокоить ее медсестра. — Ты храбрая и сейчас можешь поплакать.
Через некоторое время ее отвезли в специальное отделение для молодых мамаш, а через полчаса медсестра принесла ей ребенка.
— Мэри, посмотри, какая чудная девочка! — сказала она, показывая ей красное личико малышки. — Пора кормить. Она уже проголодалась.
Мэри оторопело смотрела на нее, а потом неумело протянула руки. Она была так взволнована в этот момент, что даже в горле пересохло.
— Мэри, дай ей грудь, — строго приказала медсестра.
— Не
— Мэри, не дури, — продолжала уговаривать ее медсестра. — У тебя родился замечательный ребенок, который ждет, когда ты покормишь его. В конце концов, она ни в чем не виновата перед тобой.
Мэри повернула голову и долго смотрела на сморщенное красное личико девочки. Потом вдруг заплакала и закрыла глаза. В этот момент через открытое окно в палату проник отчетливо различаемый запах сирени, а вместе с ним неожиданно вспыхнувшее в душе, но пока еще очень смутное ощущение счастья. Она открыла глаза и снова посмотрела на маленький беззащитный комочек. Глаза девочки были большими, широко открытыми и чем-то напоминали ее собственные. А ротик был таким маленьким, что походил на красный бантик, завязанный умелой рукой. Только сейчас Мэри поняла, что ее дочь совсем не похожа на того монстра, который так надругался над ней. Она вспомнила слова медсестры о том, что девочка ни в чем не виновата перед ней, и чуть не расплакалась от умиления.
Мэри прижала девочку к груди, погладила рукой мягкие светлые волосы и вдруг поняла, что ее любимый запах сирени исходит не от цветочной клумбы, а от этого маленького беззащитного существа, которое нуждается в ее помощи и поддержке.
На следующий день Мэри решительно заявила, что передумала и не собирается отдавать ребенка в чужую семью. Медсестра попыталась урезонить ее, доказывая, что у нее нет условий для воспитания девочки, тем более без отца, что ей будет очень трудно учиться в университете и заботиться о дочери, что девочку уже ждет благополучная семья, в которой она проведет счастливое детство и ни в чем не будет испытывать нужды, но Мэри оставалась непреклонной.
В конце концов администрация приюта пошла ей навстречу, помогла найти небольшую квартиру и даже работу в местной аптеке. День, когда Мэри забрала ребенка и отправилась в свое новое жилище, был для нее одним из самых счастливых. До работы оставалась целая неделя, и она все это время любовалась дочерью и пыталась найти сиделку. Правда, сама квартира оставляла желать лучшего, так как в ней было очень жарко, но она старалась не обращать на это внимания.
Мэри назвала малышку Анжелой, причем долго не раздумывала, так как девочка была настолько симпатичной и потешной, что действительно напоминала маленького ангелочка. Она подолгу гуляла с ней в местном парке, кормила грудью, а вечерами купала в маленькой ванночке. Однако самое большое удовольствие она получала, когда одевала дочь, после чего та превращалась в чрезвычайно симпатичную куклу. Мэри сюсюкала с ней с утра до вечера, сама удивляясь, откуда берутся нужные слова.
Однако вскоре вся эта благодать закончилась. Нужно было выходить на работу, и это сразу породило массу трудноразрешимых проблем. Во-первых, ей нужно было приготовить молоко в бутылочках, во-вторых, рано утром отнести ребенка к сиделке, которая жила в нескольких кварталах от ее дома, в-третьих, на работе Мэри все время думала только о том, чтобы поскорее закончилась смена и она могла вернуться к дочери, и наконец ее постоянно мучила совесть, что девочка находится без матери и скучает по ней. Возвратившись с малышкой домой, Мэри сразу же приступала к стирке пеленок, подгузников, а ночью, когда она валилась с ног от усталости, девочка начинала хныкать, и Мэри до утра укачивала ее на руках, после чего с трудом добиралась до работы.