Сезанн
Шрифт:
Он уехал из Живерни, никому не сказав ни слова и бросив в сельской гостинице множество неоконченных картин. Моне все их ему переслал.
В январе 1895 года по приговору военного суда был разжалован, лишён воинского звания и отправлен в ссылку в Кайенну [217] капитан Дрейфус, которому предъявили обвинение в шпионаже в пользу Германии. Так начиналось это громкое дело. Из-за него становились врагами лучшие друзья, из-за него рушились семьи. Сезанн оказался в лагере антидрейфусаров. Так было приличнее. Хотя на самом деле вся эта история его совершенно не волновала.
217
Кайенна — столица Французской Гвианы, заморского департамента Франции, расположенного в северо-восточной части Южной Америки. (Прим. ред.)
Порой он вдруг
«Дорогой господин Жеффруа!
День прибавляется, погода становится более благоприятной. По утрам я совершенно свободен до того часа, когда цивилизованный человек садится за стол. У меня есть намерение добраться до Бельвиля, чтобы пожать вам руку и поделиться своими мыслями по поводу одного проекта, который я попеременно то лелею, то отбрасываю, но время от времени всё равно к нему возвращаюсь…
С самыми сердечными пожеланиями,
Поль Сезанн, художник по призванию».
Проект заключался в том, чтобы написать портрет Жеффруа, этого влиятельного художественного критика. В январе Поль получил его книгу «Сердце и ум», которую Жеффруа писал явно под впечатлением от сезанновского взгляда на искусство. Вот он, путь к идеальному сотрудничеству!
Жеффруа, заинтригованный и не подозревавший о тех трудностях, которые ждали его, согласился позировать Сезанну. Так завязалась их дружба, короткая, но искренняя. С Жеффруа художник обращался гораздо гуманнее, чем с другими своими моделями. Каждое утро он бодро шагал в Бельвиль и принимался за работу, расположившись напротив слегка смущённого критика. Жеффруа позировал ему, сидя в кресле за своим письменным столом. Чтобы ему легче было принять нужную позу, Сезанн мелом обвёл на полу ножки кресла. Во время сеанса мужчины беседовали, делились мыслями. Он был действительно важной персоной, этот Жеффруа, и умел сразу схватывать суть вещей. А ещё он был близким другом великого Клемансо… Впрочем, Сезанн не доверял политикам. Зато он не скупился на похвалы Клоду Моне: «Он самый сильный из всех нас. Всего лишь глаз, но зато какой глаз!» Между тем картина постепенно обретала свою форму, удивительную по выразительности и силе. Сезанн работал над ней всю весну 1895 года. Десятки сеансов, кропотливый труд, полная гармония. Но в один прекрасный день настроение художника резко меняется, будто на него что-то находит. Портрет не получается, он никогда не сможет его закончить! 12 июня Жеффруа получает от Сезанна путаное письмо, приведшее его в полное недоумение: «Дорогой господин Жеффруа, я уезжаю и, будучи не в состоянии довести до конца работу, которая оказалась мне не по силам и за которую я напрасно взялся, приношу вам свои извинения; прошу вас передать моему посыльному вещи, которые я оставил в вашей библиотеке».
Жеффруа не может с этим согласиться, он требует, чтобы художник продолжил работу. Картина замечательная, её непременно нужно закончить! Сезанн нехотя подчиняется. Но его хорошее настроение словно испарилось. Хмурый и молчаливый, ещё неделю он промучился над этим портретом, а потом просто сбежал. В июле Моне получил от него грустное письмо:
«Мне пришлось бросить работу над этюдом, который я писал у Жеффруа, столь щедро предоставившего себя в моё распоряжение; мне неловко за тот мизерный результат, который мы имеем, и это после стольких сеансов, после стольких взлётов вдохновения и разочарований, постоянно сменявших друг друга. И вот я опять на юге, откуда мне вообще, наверное, не следовало уезжать в погоне за призраком под названием искусство».
В апреле будущего года он отправит к Жеффруа посыльного за оставленным у него инструментом. Больше они никогда не увидятся.
Он что, совсем тронулся умом? Кое-кто был склонен считать, что так оно и есть. Как раз в то время, когда Сезанн работал над портретом Гюстава Жеффруа, он вновь повстречался с Оллером, своим приятелем по академии Сюиса, вернувшимся из длительного кругосветного путешествия, которое началось в Испании, где он работал придворным художником короля Альфонса XIII, а завершилось аж в Пуэрто-Рико. Сезанн, пребывая в благодушном настроении, широко раскрыл объятия для друга юности: позволил ему работать в своей мастерской, оплатил его долги в лавке покойного папаши Танги и ссудил кое-какими деньгами. Оллер, постаревший и сильно потрёпанный жизнью, радостно «прилепился» к Сезанну, но неосторожно принялся поучать его. Когда Сезанн неожиданно засобирался из Парижа в родные края, Оллер запаниковал и решил последовать за ним в Прованс. Но настроение Поля уже изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Он назначил Оллеру встречу на Лионском вокзале, но сделал всё возможное, чтобы избежать её, и уехал в одиночку. Оллер сел на следующий поезд. В Лионе, где он сделал остановку, у него украли 500 франков, но он всё же добрался до Экса и сразу
Оллер даже представить себе не мог, что за этим последует. В припадке ярости, совершенно собой не владея, Сезанн набросился на него с криком. Он сыпал оскорблениями и в его адрес, и в адрес их друзей-художников. Оллер, замерев в оцепенении, слушал, как Поль орал, что Писсарро «старый дурак», а Моне «себе на уме», и изливал на всех них своё презрение: «Лишь у меня одного есть темперамент, лишь я один умею пользоваться красным!» А спустя два дня Оллер получил следующее безумное письмо:
«Сударь, повелительный тон, в котором вы разговаривали со мной последнее время, и та бесцеремонность, которую вы позволили в отношении меня в момент вашего отъезда, мне совсем не по нраву. Я принял решение не принимать вас в доме моего отца. Как видите, уроки, что вы вздумали мне преподать, не пропали даром. На том и прощайте».
Оллер рассказал эту печальную историю Писсарро, чем очень его расстроил. Сезанн, судя по всему, совсем потерял рассудок. «Ну, разве не грустно, разве не жалко, — писал Камиль Писсарро сыну Люсьену, — что человек, наделённый столь замечательным талантом, совсем не умеет владеть собой?»
ПРИЗНАНИЕ
Сезанн находился в Эксе, когда осенью 1895 года в Париже началась подготовка к его первой персональной ретроспективной выставке. Немыслимая ранее вещь! Это событие состоится исключительно благодаря Амбруазу Воллару, уступившему настоятельным просьбам Писсарро, озабоченного тем, что его старинный друг по-прежнему подвергается остракизму. Правда, некоторые сдвиги в его судьбе всё же наметились: несмотря на козни художников официальной школы во главе с бесподобным Жеромом, дело с посмертным даром Кайботта удалось, наконец, урегулировать, и отныне в Люксембургском музее будут висеть две картины Сезанна: «Эстак» и «Ферма в Овере-на-Уазе».
Воллар успешно продвигался вперёд по избранному им пути. Он снял помещение под лавку на улице Лаффит, где была сконцентрирована торговля произведениями живописи, и с повадкой обманчивого безразличия раскапывал, выискивал, выуживал интересные вещицы, чтобы выставить их у себя и выгодно перепродать. Выставка работ Сезанна должна была состояться как раз в этой его лавке. Тогда ещё подобные заведения никто не называл «галереями».
Сезанну и Воллару встретиться пока не довелось. Торговец картинами напрасно искал случай повидаться с художником, чтобы рассказать ему о своём проекте, — Сезанна в Париже уже не было. В конце концов Воллар оказался перед дверью его квартиры на улице Лион-Сен-Поль и наткнулся на сына художника, Поля-младшего, деловой хваткой намного превосходившего отца: он немедленно написал художнику, дабы испросить его согласие на проведение выставки, и получил его.
Сезанн не почтил это мероприятие, устроенное в его честь, своим присутствием. Понимал ли он вообще значение этой выставки? В Эксе он, судя по всему, немного пришёл в себя и решил вспомнить былое. 8 ноября Поль отправился на экскурсию в Бибемю, к подножию горы Сент-Виктуар с Амперером и Солари. Жизнь этих двух его друзей была далека от благополучия. Сомнительное творчество, почти нищенское существование. Время от времени Сезанн угощал их хорошим обедом. И вот они втроём выбрались на природу и наслаждались пейзажами, залитыми осенним светом. Шато-Нуар, бибемюские каменоломни, пикник в Сен-Марке. Этот чертяка Сезанн несмотря на свой диабет мог по-прежнему часами шагать, не зная усталости. Амперер семенил за ним, временами изрыгая ругательства. Ужинали они в Лe Толоне и выпили больше, чем следовало бы. На обратном пути Амперер споткнулся, упал и сильно расшибся.
В другой раз Сезанн вместе с Солари предпринял восхождение на Сент-Виктуар. Подъём был сложным, им пришлось преодолеть тысячу метров, но Сезанн и тут не жаловался на усталость. Обедали они на вершине горы, откуда открывался изумительный вид на весь Прованс до самых предгорий Альп. Спускаясь вниз, Сезанн разошёлся и, как в молодости, попытался взобраться на сосну. Но время вспять не повернуть…
Но эта первая выставка работ Сезанна стала настоящим культурным событием, и друзья художника сразу же оценили её значение. Впервые им представилась возможность проследить по собранным в одном месте полотнам траекторию развития эстетики художника, неоспоримый рост его мастерства. Писсарро, Дега, Моне, Жюли Мане (племянница Эдуара) не могли скрыть своего удивления. «Никто даже не подозревал, что поначалу Сезанн, как и все мы, испытывал на себе влияние Делакруа, Курбе, Мане и даже Легро [218] , — писал Камиль Писсарро, — в Понтуазе он испытал на себе моё влияние, а я — его».
218
Альфонс Легро (1837–1911) — французский живописец и офортист.