Сезон летающих деревьев
Шрифт:
Снаружи пещеры ждала неприятность. Безголовый страж начал оживать и пытался встать, вонзая лапы в снег. Он был уродливым и серым, сродни куску породы в кармане Инто. На этот раз оцепенение не продлилось долго. Мальчик, пятясь, отошёл от Стража и рванул прочь, но слепой и глухой зверь как-то учуял его. Инто утонул в сугробе по колено, ноги завязли в снегу, и бежать было невыносимо трудно. Он высоко поднимал колени и неистово топтал рыхлую поверхность. Вот они — следы Добывателей. Совсем близко. Добраться бы до них, и идти сразу станет легче.
Безголовый страж поднялся и издал оглушительный крик, исходивший из обрубка горла. Тут же пространство задрожало от далёкого рёва и топота других существ. Они возвращались с края
Страж издал протяжный стон и разжал когти. Инто рухнул в сугроб с безвольностью тряпичной куклы. В лапе существа торчала арбалетная стрела. Мальчик обернулся и увидел, как старшие Добыватели, хоронясь за дальним холмом, неистово машут ему руками. Они не кричали, но подавали знаки. Инто понял всего несколько: «ползи», «снег», «сюда». Пока Страж вопил от боли, мальчик на немеющих локтях отполз в сторону и, зарывшись по горло в снег, стал пробираться к Добывателям.
«Они знают, что делать, они спасут!» — пульсировало в голове.
Инто добирался целую вечность, оставляя за собой свежую борозду следа. Над головой свистел ветер, метель задувала в лицо ледяную крупу. Протяжный стон позади холодил затылок. Инто чувствовал дыхание смерти у самого уха. Из-за льдистой гряды выглядывали испуганные физиономии новичков. Старшие Добыватели вышли вперёд, и как только Инто оказался достаточно близко, втащили его в убежище. Оказавшись в руках общинников, мальчик тут же провалился в забытьё.
Когда Инто очнулся, произошедшее показалось ему сном, но, открыв глаза, он встретился с мрачным взглядом Амерцо, и надежда пропала. В свете ночника рябое лицо старейшины выглядело особенно неприятно. Тени заполнили каждую морщинку и впадинку на его щеках, отчего изъяны стали заметней. Амерцо был страшен в своём молчаливом гневе. Он ничего не сказал, но Инто понял, что дело совсем плохо.
Когда старейшина ушёл, мальчика заставили встать и одеться, а потом двое Добывателей повели его на площадь, где ждали суд и казнь. Инто не стал вырываться. В кармане куртки до сих пор лежал злополучный серый камень. Инто ковырял его ногтём, стараясь сдержать слёзы. Его колотил озноб.
На площади собрались все от мала до велика. Инто сразу увидел Памеа в том же зелёном платье. Её красивое лицо опухло и покраснело, а под глазами виднелись мешки. Похоже, она долго плакала, и у Инто подступил к горлу ком. Ему показалось, что остальные женщины сторонятся Памеа. Они смотрели на Инто с омерзением.
Когда мальчика водрузили на валун, где обычно стоял старейшина, тело налилось свинцовой тяжестью. Ноги гудели, а кровь в висках пульсировала так сильно, что в глазах стало белым бело, как посреди снежной пустоши, где Инто недавно побывал. Мальчику показалось, что укоризненные взгляды толкают его в пропасть, давят на грудь, чтобы он пошатнулся и упал. И хотя позади всё ещё была твёрдая земля, у Инто затряслись колени.
Вскоре появился старик Амерцо. Он шёл, опираясь на трость, и отказался от помощи сыновей. Когда он проходил мимо Памеа, та бросилась ему в ноги. Кажется, она вымаливала что-то. Инто поразился её поступку и испугался. Старейшина не позволял матерям выделять своих сыновей или дочерей. Дети в деревне считались общими. Женщины растили и воспитывали их совместными силами, но, конечно, тайком кормили вкусностями и ласкали любимчиков. Инто не мог этого не чувствовать.
Сыновья помогли старейшине подняться, и начался суд.
— Этот горец нарушил клятву и подверг опасности всю деревню, — громогласно объявил Амерцо. — Из-за его алчных желаний горные Стражи пришли в ярость и едва не лишили нас дома. Если бы не доброта богов, с верхнего хребта сошла бы огромная лавина, и нас разом похоронило бы под снегом! Всех до одного!
Дальше Инто не слушал. Он молча скрёб камень в кармане и смотрел себе под ноги, представляя, как шагнёт в бездну. Лицо покраснело от жгучего стыда. Если бы Добыватели не отвлекли Стража, и остальные существа увидели Инто, они разъярились бы точно так же, как безголовый. Из-за этого снег мог начать отслаиваться огромными пластами. От погребённой под его потоком деревни остался бы только чистый лист. Инто подумал, что под грузом вины будет падать в пропасть гораздо быстрее. Он очнулся от мыслей только, когда Амерцо объявлял приговор.
— Но поскольку горы смилостивились над убогим и не забрали ни одного из наших кормильцев, а Памеа поклялась хранить обет молчания до конца своих дней, я сохраняю жизнь предателю и изгоняю его в нижний мир. Сейчас же шаман Трау сотрёт его имя из памяти барьера, чтобы никогда больше очернённая дурными мыслями голова не появлялась среди нашего народа!
Инто стоял, как громом поражённый, и смотрел на Памеа. Его спихнули с постамента, всучили в руки сумку — ту самую, с которой он шёл к Хрустальной горе, и позволили забрать лук со стрелами. Потом молчаливая процессия повела изгнанника через плато к каменной арке в толще скалы, за которой начиналась дорога в нижний мир. Инто брёл, как в полусне. Памеа протиснулась через толпу и взяла его за руку. Она ничего не сказала, но у самой арки сняла свой расшитый узорами пояс и повязала Инто. Тот спохватился и тайком сунул ей в руку тот самый камень, добытый на вершине Хрустальной горы. Нищенский подарок, но больше Инто ничем не мог отплатить своей спасительнице.
Потом мальчика толкнули за барьер, и, когда он обернулся, перед ним осталась только сплошная скальная поверхность. Горные шаманы с давних пор прятали вход в верхний мир, чтобы никто не посмел напасть на деревню ради наживы или потревожить Стражей. Алчным дикарям из низин неведомы было искусство добывать кристаллы. Они не обучались терпению и уважению и хотели всё сразу. Теперь Инто считался одним из них. Не успел он опомниться, как увидел нечто жуткое и едва не закричал от страха.
Глава 5. Аргус, лис и летающее дерево
Аргус отказался от помощи Памфле и собирался в дорогу сам. Он уже нашёл в недрах гардероба подходящий костюм — чёрный с серебряным шитьём и прекрасными фиолетовыми пуговицами, а к нему плащ со множеством карманов. Как нельзя кстати пришлись сапоги из мягкой кожи, которые Аргус носил в юности. Он покрутился перед зеркалом, пригладил непослушные вихры и остался доволен собой.
— Ну, чем не принц? Осталось только найти моё ожерелье.
С этими словами Аргус подошёл к сундуку у изножья кровати, откинул крышку и принялся вытаскивать накопленные за долгие годы сокровища: коробку с игровыми камушками, мешочек сухих кузнечиков, банку, полную разноцветных пуговиц, пару брошей, отцовскую курительную трубку и ещё много-много всего. Вскоре на полу вокруг Аргуса образовался неподвижный хоровод из вещей.