Сезон охоты на «кротов»
Шрифт:
Гера пожал плечами, только напомнил:
– Не забудь по моему сигналу активизировать свои «дымовухи».
– Обижаешь, командир! Там, – Вадим ткнул пальцем куда-то позади себя, – не только «дымовухи», там полномасштабное короткое замыкание.
Талеев подумал, что в новых условиях можно было, наверно, обойтись и без аракчеевских сюрпризов, но… береженого Бог бережет.
Вдвоем с Вадиком журналист хотел перенести Лифанова с палатной кровати на носилки, но Макс неожиданно легко сам слез со своего госпитального ложа:
– Бинты, трубочки, проводки – это мистификация… – И
Гера кивнул:
– Разберемся. Все равно в холле забирайся на носилки. Вниз я тебя именно на них буду транспортировать. А мы с тобой, – это уже Аракчееву, – поставим в палате сцену из спектакля «Маленькие трагедии». Тащи-ка сюда охранников.
Работали в полной тишине. Неочнувшегося гиганта они расположили в неудобной позе лицом вниз на полу, спрятав голову под одну из тележек. Сверху еще частично прикрыли простыней, как будто, падая, человек сам стянул ее с кожаной кушетки. Второго охранника предварительно забинтовали. Не только руки и грудь, но и голову, оставив неприкрытыми лишь глаза и нос для дыхания. Потом аккуратно пристроили его на кровати на месте Лифанова, повернув на бок и укрыв одеялом. Просто заснул раненый, неожиданно и спокойно.
Теперь Талеев приступил к самой ответственной и небезопасной процедуре. Он подобрал несколько проводов от осциллографов и крепко связал их в длинную нить. Один конец ее уходил под дверь в холл, а второй Гера с превеликой осторожностью привязал к кольцу на изголовье кровати, которое надо было повернуть, чтобы сработал газовый баллончик.
За это время Вадим «соорудил» в палате живописный беспорядок: снял с тележки осциллограф и засунул его боком под умывальник; саму тележку взгромоздил колесами на опрокинутый штатив для капельниц…
Вскоре все было готово к «приему гостей».
– Начинаем. – Вся Команда собралась в холле, закрыв дверь в палату. – Иначе наш противник может заподозрить неладное. Раз, два…
На счет «три» Талеев сильно, но не резко потянул за конец провода. Теперь наступало самое слабое место их плана на этом этапе: проверить, сработал ли газовый баллончик, никакой возможности не было. Как и убедиться, что сигнал дошел до противника. Кроме разве что его эффектного появления с крыши. А еще, чисто психологически, и девушке, и Вадиму было как-то не по себе: ведь это им сейчас предстояло ворваться в комнату, где только что был распылен сильнодействующий газ!
Правда, журналист коротко и убедительно доказал, что, во-первых, доза поражающего вещества чекистами, конечно, была строго дозирована. Не хотели же они усыпить всю больницу! Во-вторых, элементарное знание химических законов говорило, что в газовых структурах сильное поражающее воздействие непременно соседствует с максимальной его кратковременностью. Не хотели же они навредить своим бойцам… Короче, вперед! А мы поехали…
Талеев покатил больничную каталку с лежащим на ней Лифановым к грузовому лифту, а Гюльчатай и Аракчеев, как в прорубь, впрыгнули в распахнутую дверь палаты…
Ничего не случилось! Они коротко переглянулись и одновременно
Ждать пришлось недолго. Не более чем через минуту за окном появилась ремонтная «люлька», медленно опускающаяся откуда-то сверху. В «люльке» было два человека в замызганной краской рабочей одежде маляров. Лица обоих закрывали маски автономных дыхательных противогазов.
«Боятся, сволочи! – подумал Вадим, наблюдая за событиями из-под неплотно сомкнутых ресниц. – Я ни секунды не сомневаюсь, что под робой у вас, ребята, универсальные бронежилеты».
По предварительной договоренности с Галей его боец был справа. Когда «люлька» опустилась до уровня пола, «маляры» безо всякого шума выставили большое стекло под занавеской. «Да у вас тут все заранее приготовлено! Ну, идите к папочке!»
Бойцы, настороженно приглядываясь, проникли в палату. В руках каждый держал короткоствольный пистолет-пулемет. Один начал обход помещения по часовой стрелке. Другой двинулся ему навстречу. «Ну, пожалуй, и хватит, – решил Вадик. – А то еще Галка заволнуется, покрошит тут всех». Перед ним была легкая добыча – всего-то метра три с половиной: достаточно легкого движения кисти, и… фьють! Кинжал воткнулся снизу вверх в сонную артерию. «Маляр» даже не поднял рук к пробитому горлу: он умер раньше, чем что-либо успел осознать, а сомкнутые пальцы рук так и не выпустили оружие…
Второй боец пережил товарища на одну секунду. Он только начал поворачивать голову в сторону негромкого стука, с которым упал его напарник, как у него за спиной абсолютно неслышно возникла Гюльчатай. Она лишь продолжила и ускорила поворотное движение его головы: отработанным движением ее левая ладонь мягко легла из-за плеча под подбородок противника, а правая опустилась на его затылок. Потом последовало резкое разнонаправленное движение обеих рук, и второй «маляр» с переломанными шейными позвонками тряпичной куклой опустился к ногам девушки.
Гюльчатай приложила палец к губам, призывая к полной тишине. Сквозь выставленное стекло с улицы доносился чуть слышный рокот работающего двигателя. Вертолет! То, что произошло дальше, вряд ли можно назвать внезапным озарением. Скорее план действий в общих чертах давно появился в голове девушки, только она дисциплинированно не позволяла себе даже подумать о чем-то, не предусмотренном прямыми приказами командира. А тут ее сознание вдруг ощутило себя свободным и не подконтрольным! Дерзким и решительным. В общем, таким, каким оно и было всегда, когда Гюльчатай, не колеблясь, принимала самостоятельные решения, отвечала за исход порученного ей дела.