Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Пиши! — скомандовал Малюта, подходя к столу. — Бронзовая рамка старинной работы с вставленной в нее фотографией неизвестной женщины…
Антонов вдруг почувствовал, что освобождается от недавнего расслабляющего оцепенения. Подошел к Малюте:
— Ну-ка дай мне это. И в опись не включай.
Рамку с фотографией положил в карман пиджака под недоуменным взглядом Малюты.
— И вообще в личных бумагах Камова я разберусь сам.
— Как так? — обиженно выпятил губу Малюта.
— А вот так!
Антонов выдвинул ящик письменного стола. В нем стопкой были сложены конверты с письмами, которые
Малюта в бессилии опустил свои жаждущие деятельности руки:
— Как же так, Андрей Владимирович? Непорядочек получается. Не положено! В опись следует включать все. Прямая наследница Камова его законная супруга. Она должна получить все до последней бумажки. По списку. Такой, извини, Андрей Владимирович, порядочек. Особенно за границей — ух, как строго!
Он бросил ревнивый взгляд на оттопырившийся карман пиджака Антонова.
— Рамочка, например, ценная… Вдруг законная супруга вспомнит: где, мол, рамочка? Мол, была…
Ермек, двинув стулом, вдруг вскочил из-за стола, вплотную подошел к Малюте и, взглянув в его чистые, как у младенца, глаза, спокойно произнес:
— Заткнись!
— Что?
— Заткнись, говорю. А то я сейчас всю твою бухгалтерию порву на мелкие кусочки. — И потряс перед обескураженным Малютой листами описи.
Антонов не поверил своим глазам, когда в посольском саду на скамейке увидел Ольгу.
— Как ты здесь очутилась?
— Пришла к тебе, — глухо пробормотала Ольга. Лицо ее было мятым, веки покраснели от слез.
— Пришла?! Пешком пришла? — изумился он.
— Пешком.
— Четыре километра! По такой жаре!
— Какое это имеет значение! — Глаза ее были тусклыми и странно неподвижными. Она смотрела на Антонова, но ему казалось, что не видит его.
— Извини, ты поступил по-свински, когда бросил сразу трубку. Не подумал обо мне. Как это произошло?
Голос ее был каким-то заторможенным, словно она говорила в полусне.
Он коротко рассказал о случившемся.
Ольга долго молчала.
— По-моему, он сам жаждал риска… — Она не спрашивала, а утверждала.
— Ты права. Ему не очень везло в личной жизни.
— Я догадывалась.
— Но в этом случае он вовсе не намеревался сломать себе шею. У него было дело, которым он жил.
Они сидели на скамейке рядом, и временами проходившие по саду посольские с удивлением таращили на них глаза: в самый разгар рабочего дня и в самый разгар жары чета Антоновых — Веснянских воркует на лавочке!
Антонов никогда не рассказывал Ольге о том, что доверял ему Камов. Но женская интуиция подсказывала ей иногда больше, чем могли выразить слова. Она права! Камов действительно искал рискованные ситуации. Наверное, ему казалось, что где-то на самой кромке жизни легче будет переносить свое одиночество, несправедливость судьбы, безысходное стечение обстоятельств. Вдруг вспомнилось о письме. Письмо, которое так ждал Камов, лежало в кармане. Что с ним делать? Разорвать? Вернуть — обратного адреса на конверте нет…
— Когда ты улетаешь?
Он взглянул на часы:
— В пять.
— Я все тебе собрала…
В ее голосе Антонову послышалась печальная покорность.
— Я поеду тебя провожать.
Он с удивлением
— Спасибо!
И это «спасибо» прозвучало так, будто посторонний человек, которого совестно беспокоить, вдруг заявил о своем желании ему помочь. Их глаза встретились.
На аэродром ехали в компании Ермека.
— Почему ты летишь на самолете именно «Меркурия»? — спросила Ольга. — Разве на Ратаул нет самолетов других компаний?
Антонов усмехнулся:
— Хочу испытать судьбу!
Ольга внимательно посмотрела на мужа, но промолчала.
К самолету идти она отказалась: не любила долгих расставаний. У барьера пограничного контроля, прощаясь, вдруг положила руку ему на плечо и коротко поцеловала в губы.
— Береги себя!
Он кивнул.
— Ты мне пришлешь из Ратаула телеграмму? Сразу же?
— Пришлю. Как ты будешь в доме одна…
— Ничего! Я привыкла.
— Может быть, к Аревшатянам?
Ольга предостерегающе подняла руку: об этом говорить не стоит. Кивнула:
— Прощай!
— До свидания…
Он смотрел вслед уходящим Ольге и Ермеку: оглянется или нет? Если оглянется, то…
Ольга обернулась, сдержала шаг, различила мужа в толпе отъезжающих за барьером пограничного контроля и помахала рукой.
— Прошу на посадку! — крикнула дежурная по залу.
30
Антонов предполагал, что командировка в Ратаул продлится не больше трех-четырех дней, но задержался там на неделю. К его приезду труп Камова был уже опознан. Это не представляло особой сложности: самолет при посадке на склон горы не развалился, не сгорел, а только деформировался. Погибли все до одного, но спасательной бригаде, которая немедленно прибыла на вертолетах из Ратаула, удалось установить личность каждого из погибших. Камова опознали по паспорту, который был в кармане пиджака. Достаточно вместительного морга для такого количества трупов в Ратауле не оказалось, и компания «Меркурий» по согласованию с посольством сразу же отправила останки Камова со случившейся самолетной оказией через Лондон в Москву. Портфель, найденный рядом с креслом Камова в самолете, и чемоданчик с личными вещами, вернее, то, что осталось от чемодана после извлечения его из пластов мятого дюралюминия, находились в посольстве. В служебных бумагах, которые нашли в портфеле, а также в личных вещах и предстояло разобраться Антонову — куда что отсылать: в Москву ли, в Дагосу?
Причин гибели «каравеллы» еще не установили, комиссия только начала работу, но по сведениям посольства характер внезапной аварии обеих турбин не исключал возможности диверсии, особенно если учитывать остроту обстановки в Асибии. Когда же Антонов рассказал советскому послу в Ратауле, кто такой Камов и чем он занимался в Асибии, подозрения еще больше усилились. В том же самолете летел только что назначенный в Ратаул новый поверенный в делах Асибии, вполне возможно, что надумали убрать и его. Впрочем, советский посол в Ратауле, человек молодой, но достаточно осторожный, не любящий делать скоропалительных выводов, не исключал и обыкновенной случайности — самолеты на этих линиях рухлядь, катастрофа могла быть результатом обычной здесь безалаберности.