Сезон тропических дождей
Шрифт:
Деревня оказалась в лесу, за брустверами песчаных дюн, поросших кустами дикого кактуса.
Рыбацкие хижины были собраны из всего, что попадалось под руку, — стволов и веток пальм, кусков шифера, листов ржавой жести, толи, просмоленной мешковины, досок от пивных ящиков. Сверху, чтобы ветер не сорвал крыши, лежали кирпичи и булыжники. Было ясно, что живут здесь люди бедно, неустроенно, как будто временно. На веревках, протянутых между пальмами, сохли грубые рубахи рыбаков и вылинявшие цветастые платья женщин. Между хижинами в белом песке барахтались голозадые дети, бродили тощие куры. Пахло гнилой рыбой, нагретыми солнцем
Хижину Армана он отыскал без труда. Она стояла ближе всех к океану. Ничем не отличалась от остальных, хотя было ясно, что Арман здесь старший.
Хозяин лежал на жестком топчане и, глядя в потолок, курил тяжкого махорочного духа цигарку, а его тощая жена, как рабыня, сидела на полу, вернее, на песке — пола здесь не было — и чинила рыболовную сеть.
Когда Антонов вошел в хижину, хозяин с явной неохотой встал с топчана, погрузив босые ступни в теплый песок, а его жена испуганно вскочила и, на ходу поправляя смятую юбку, выбежала из хижины.
— Я пришел поблагодарить… — начал Антонов. — Простите, не знаю, как вас называть…
— Арман Беко, — угрюмо представился хозяин.
— К сожалению, я не успел поблагодарить на берегу вас, мосье Беко, и ваших товарищей… Вы быстро ушли…
— У всех дела, — буркнул Беко, не глядя на Антонова.
— Но я должен выразить…
Беко недовольно перебил:
— Пустое!
Антонов машинально оглядел обстановку в хижине — два топчана у стен, сколоченный из старых досок стол посередине, у небольшого окна с потрескавшимся стеклом что-то вроде тумбочки, на ней тикает будильник и поблескивает никелем маленький дешевый транзисторный приемник, в углу кухонная полка с двумя тарелками и потрескавшимся колебасом для воды. Над топчаном хозяина в качестве единственного украшения хижины — большой яркий настенный календарь за прошлый год с эмблемой компании «Африка фиш корпорейшн» — на цветном снимке, сделанном под водой, плавают пестрые коралловые рыбки.
— Возможно, ваш выход в море был связан с затратами… — искал подступов к разговору Антонов. — Так я готов возместить… Только при себе у меня ничего нет… Но могу сегодня же привезти, поверьте!
Беко озадаченно поскреб небритый подбородок, словно с трудом улавливал суть слов иноземца.
— О чем это вы? Не пойму!
Антонов решил говорить напрямик:
— Я хочу заплатить за мое спасение.
Яблоки глаз у Беко были красноватыми, как у большинства здешних рыбаков, глаза слезились — от морской коды, от солнца.
— Заплатить? — Он сделал ленивый жест корявой рукой, словно отмахивался от нелепых, вздорных слов гостя. — Платить не надо. Людей мы спасаем не за деньги.
Кажется, впервые рыбак взглянул на Антонова внимательно, вроде бы наконец принимая его всерьез, жестом показал на табуретку:
— Садитесь! Хотите чаю?
Подошел
— Сейчас Сула приготовит чай! — пояснил он. — Крепкий чай из наших трав. После такого купания не помешает.
Он впервые изобразил на лице подобие улыбки:
— Вы сейчас даже не белый человек, а синий человек. Замерзли?
— Вроде бы… — пробормотал Антонов, чувствуя внутри мелкую мучительную дрожь.
Хозяин снова уселся на топчан:
— Кто вы — француз?
— Советский.
Беко бросил быстрый оценивающий взгляд на Антонова, словно хотел убедиться, что слова гостя соответствуют его облику. Некоторое время молчал, по-прежнему пощипывая подбородок.
— Что-нибудь знаете о вашей «Арктике»? С рыбой идет? Или как?
— С рыбой. Много рыбы взяли.
Беко задумчиво кивнул:
— Значит, на Каримской банке тралили. Туда мы не ходим — далеко. А рыбы там пока еще хватает.
Неслышно вошла Сула, молча поставила на стол перед Антоновым чашку с дымящейся коричневой жидкостью и тут же исчезла, как тень. Но вместо нее из-за полога показалась чья-то курчавая голова, за ней другая, третья… Входили молча, садились, кому не хватало места, устраивались прямо на полу. Вскоре в хижине стало тесно. Антонов изумился: собрание, что ли, у них здесь назначено?
Поблескивали белки глаз, лоснились черные лица и плечи. От полуобнаженных тел пахло рыбой, соляркой и потом.
Поглядывая на неожиданных гостей, хозяин морщил лицо, посмеивался про себя. Потом что-то спросил пришедших на языке даго и тут же по-французски объяснил Антонову:
— Узнали, что вы русский. Вопросы у них есть.
— Пожалуйста! — Антонов был изумлен: как же они узнали, откуда он? Не подслушивали же за дверью! Он ведь только Беко и сказал.
Вопросы задавали не гости, а сам хозяин:
— Раз вы русский, объясните-ка, почему в наши воды вы прислали свою «Арктику». Я вот слушал по радио, будто рыба пойдет нам, асибийцам. А русским-то какая выгода? Денег за рыбу много не выручишь, если ее будут продавать действительно по ценам, доступным для простого люда, как утверждали по радио. Так ведь обещали? Верно я говорю?
— Верно! — подтвердил Антонов.
— А раз верно, объясните, в чем ваш бизнес? — Он ткнул пальцем с желтым скрюченным ногтем в сторону висящего на стене календаря. — Вот у них бизнес прямой. Во-первых, они берут рыбу только хороших сортов, немного, но высокого качества и продают ее торговым фирмам сразу пяти африканских стран. Во-вторых, даже за сорную рыбу они дерут втридорога. А вам-то зачем все это? Вы что, так нас любите, что готовы рыбу отдать почти задарма? Разве такое бывает?
Антонов провел взглядом по лицам рыбаков. В каждом лице было ожидание; ну что ты, русский, ответишь на вопросы Армана Беко?
Антонов отхлебнул из чашки глоток горячего горьковатого настоя, пытаясь унять непроходящую внутреннюю дрожь. Обстановочка! Пришел благодарить, а попал на собрание. И надо отвечать. Но ответить он не успел.
С топчана вскочил парень в ярко-желтой майке. У него был огромный красногубый рот, как зияющая рана на угольном лице, во всей фигуре, в развязных движениях угадывалась сила, способная на безрассудство.