Сезон ведьмовства
Шрифт:
— Значит, вы писатель?
— Среди прочего, да.
— Я тоже собиралась стать писательницей.
Девушка вдруг вспомнила, что спереди на футболке у нее красуется внушительное желтое пятно. Перед прогулкой она хотела переодеться, но потом раздумала. Надо же, как неловко.
Пожилой мужчина жестом указал на скамейку.
— Присаживайтесь.
— Спасибо. — Девушка присела на самый краешек. — Мне надо приглядывать за Пиппой.
Она махнула в сторону песочницы, где на корточках сидела пухленькая девочка.
— Ваша дочка? — спросил старик, обернувшись.
— Да.
Господи, и зачем она только ляпнула эту глупость? Рядом сидит такой элегантный мужчина, а она рассказывает про детскую отрыжку.
Старик, однако, не выказал отвращения и продолжал внимательно смотреть на девушку. У него были очень красивые глаза, хотя в их уголках расходились лучики морщинок. Она вновь перевела взгляд на обложку.
— О чем ваша книга?
— Ну… — Седоволосый мужчина помедлил с ответом. — О путешественнике… который хотел найти свое истинное имя.
— А-а, поняла. У него, наверное, была амнезия?
— Что-то вроде того.
— А что с ним случилось?
— Его прокляли.
Девушка недоверчиво покосилась на старика.
— Можно взглянуть?
— Пожалуйста.
Книга была раскрыта на середине. Девушка начала читать вслух, изредка запинаясь.
«Одна из жестоких шуток мироздания: человеческий мозг способен осмыслить, что возможны иные, высшие уровни сознания, но достигнуть их едва ли нам под силу. Мы можем лишь стремиться к ним, продвигаться на ощупь, выставив впереди себя руки, точно слепцы в незнакомом месте. И порой на этом пути наши неловкие пальцы касаются разума Господнего».
— Это не триллер, — разочарованно протянула девушка, — и даже не роман…
— Уверяю вас, и то и другое.
— А конец счастливый?
— Конец… правильный, скажем так.
— Я люблю, когда все хорошо заканчивается. — Она застенчиво повела плечами. — Глупо, конечно. Большинство людей в жизни несчастливы, так с чего же героям книг быть счастливыми, верно? И все-таки в моей книге будет хороший конец. — Девушка вдруг заметила, что Пиппа запихивает в рот горсть песка. — Пиппа! Перестань сейчас же!
Девушка обернулась на старика и смутилась.
— Эти дети выматывают все нервы. Да вы наверняка и сами знаете.
— У меня никогда не было детей.
— Извините. — Она помолчала. — Я бы не рассталась со своими малышами даже за все золото мира. Но с другой стороны, в жизни должно быть не только это. Должно быть что-то еще… Я говорю глупости, да?
Губы старика дрогнули.
— Если бы никто не хотел большего, эволюция бы прекратилась.
Собеседники умолкли. Девушка украдкой наблюдала за седым писателем. Он был очень худ, кожа — темно-бронзового цвета, как будто этот человек много времени проводил на солнце. Тоже путешественник?
— Он его разрушил?
— Что разрушил? — удивился старик.
— Проклятие. Вы сказали, что ваш герой забыл свое
— В этом-то вся интрига. Со временем он понимает, что проклятие — вовсе и не проклятие.
— Как это? — Девушка нахмурила брови.
— В начале книги он думает, что проклят, а в конце приходит к выводу, что лучше увидеть что-то хотя бы мельком, нежели не увидеть совсем; лучше испытывать боль, но жить и ощущать жизнь… чем лежать под капельницами в коме.
Девушка никак не могла найти ответ. Ей хотелось произнести что-нибудь умное, показать, что она поняла суть. Внезапно она почувствовала усталость. Бросив взгляд на часы, девушка поднялась со скамейки.
— Простите, уже поздно. Мне пора домой, нужно покормить Томми. — Она робко протянула руку. — Приятно было познакомиться.
— Мне тоже.
Старик пожал ее ладонь, и на мгновение молодой женщине показалось, что по ее пальцам пробежал электрический ток. Ощущение быстро исчезло. Почудилось, решила она.
Пожилой мужчина отступил назад.
— Всего хорошего. Надеюсь, вы напишете свою книгу.
— Обязательно.
Она подхватила Пиппу на руки и двинулась прочь, на ходу девушка обернулась:
— И все равно я не понимаю, при чем тут любовный роман.
Старик смотрел на удаляющиеся фигуры матери и дочери, пока они не исчезли вдали за воротами сада. Книга лежала на скамейке, там, где ее оставила девушка. Мужчина положил книгу в сумку на ремне.
Тени на земле удлинились, в воздухе повеяло холодом. Старик набросил куртку и через складки ткани почувствовал в нагрудном кармане твердые уголки бумажника. Он достал кожаное портмоне и открыл его. Внутри лежали купюра в десять фунтов и небольшая фотокарточка. С фотографии смотрели юные лица, но цвета снимка поблекли — он был сделан сорок лет назад.
Старик нежно провел пальцем по матовой поверхности фото. Тогда и он, и она были молоды, но уже в то время в ней присутствовали мудрая зрелость и тихое бесстрашие, составлявшие неотъемлемую часть ее характера. Мужество не изменило ей даже в неравном бою с раком, который унес ее жизнь два года назад.
Пожилой мужчина вздохнул. Долгие годы она рука об руку шла с ним, своей любовью заглушая его неутолимую тоску.
Ненасытная жажда гнала его на поиски тайны, которая однажды открылась перед ним на краткий миг. Дверь захлопнулась у него перед носом, но он был уверен: нужно продолжать стучаться, и может быть — может быть! — она откроется снова.
Исследования и путешествия расширили интеллектуальные горизонты, вознаградив его сверх всяких ожиданий. Иногда он видел окружающий мир с такой четкостью, что на глаза наворачивались слезы, а порой ощущал себя так, как будто лишился кожи. Годы исканий царапали горло, точно песок. И всегда, всегда перед ним маячила тень его лихорадочной тоски.
Фрэнки смирилась с его метаниями, научилась справляться с отчаянием в те дни, когда темная тень нависала слишком низко. Не всегда безропотно — в конце концов, она не была святой, — но с неизменным упорством.