Сезоны любви

Колесова Наталья Валенидовна

— Кроссворд!

Глеб оглянулся, сказал осторожно:

— Так, для отдыха…

— А я люблю! — радостно сообщила я. — У меня даже книжка такая есть: справочник для кроссвордистов.

Глеб с мгновение смотрел на меня, подняв брови. Подошел к дивану и, вытащив откуда-то из его недр пухлую книгу, торжественно вручил мне.

— О! И вы!.. А можно поотгадывать, пока вы кофе варите?

— Ни за что! — сурово сказала Глеб. — Дайте сюда.

— А давайте вслух!

— Сейчас, — Глеб поочередно заглядывал в джезву и в журнал. —

Так, где я остановился? Вот… у-гу… пляж?

— Сколько букв?

— Пять.

— Песок. Лежак. Океан.

Глеб заглянул в журнал и перебросил его мне, подхватывая правой рукой джезву.

— Пишите, — сказал обвиняюще. — Вы знали!

— Нет, честное слово! Мне немного…

— Много и не получится. Подождите, осядет… Так. Мэрилин… молчите, сам знаю! Вот эти с шоколадной начинкой.

Я поджала под себя ноги, и, навалившись на стол, заглянула в журнал. Глеб методично заполнял клетки.

— Ну так нечестно! — возмутилась я. — Дайте же мне!

— Я к вам только как к профессионалу…

Он тоже уселся поудобнее, согнув одну ногу и привалившись плечом к спинке дивана.

— Морская птица.

— Альбатрос?

— Пеликан?

— Сами вы пеликан! — сердито сказала я. Глеб тихонько рассмеялся. Я пе-ревернула журнал к себе.

— А вот здесь нужно “о”, а не “а”.

— Где? Ну нет, я точно знаю, что “а”.

— А давайте поспорим?

— А давайте!

— А на что?

Я засунула подтаявшую конфету в рот и облизала пальцы. Глеб посмотрел, внезапно протянул руку и провел большим пальцем по моим губам. Вздрогнув, я отдернула голову.

— Шоколад, — спокойно пояснил Глеб. — Так на что спорим?

Мы с затруднением смотрели друг на друга. Глаза у Глеба сейчас казались почти черными.

— Если проиграю, ставлю вам большую коробку конфет. Согласны?

— Ну… да. А я что?

— Если вы — на неделю даете отставку всем своим поклонникам.

Я открыла рот, и Глеб подначивающе засмеялся:

— Сумеете продержаться?

— А вам-то от этого какой прок? Думаете, резко повысится моя работоспо-собность?

— Думаю, вам стоит отдохнуть. Вспомните, когда вы в последний раз про-водили вечер одна?

— Согласна, — деловито сказала я, протягивая руку. — Но только чтобы в коробке не меньше килограмма!

— Но чтоб ни одного претендента ближе ста метров! — предупредил Глеб.

Мы торжественно пожали друг другу руки и вновь уткнулись в журнал.

— …И что они имели в виду? Чердак? Крыша? А что вам не нравится в мужчинах, с которыми вы знакомитесь? — спросил Глеб так рассеянно, что я машинально заглянула в кроссворд — не следующий ли это вопрос. Глеб поднял глаза, и я автоматически выпалила:

— Раскладушка!

Он, похоже, тоже хотел для верности заглянуть в журнал, но удержался:

— В смысле?

— Ну, в смысле, как у Жванецкого: “А он ей норовит подножку — и на рас-кладушку!” Почему я должна укладываться буквально с первым встречным?

Я же человека для жизни ищу, а не чтобы перепихнуться… Тем более, после этого мужчины почему-то считают, что женщина — их собственность и начинают качать права…

— Но, в принципе, что здесь такого? — сказал Глеб. — Мужчине нравится женщина, он ее желает…

— Это все-таки чердак!

— Почему?

— Потому что здесь явно крыса. Ничего не имею против, но хочется отно-шений, которые начинаются так… со взглядов. Или вы думаете, если все прекрасно ночью, все будет замечательно и днем?

Глеб хлебнул кофе и заметил:

— Разве нам с вами ночью плохо?

— Увиливаете от ответа?

— Нет, развиваю тему. Честно говоря, надоело уже переворачивать журнал туда-сюда. Может, вы все-таки пересядете? Или мне к вам?

Волоча за собой плед, как шлейф, я перешла на его сторону. Удобно при-мостилась на толстом диванном валике. Сказала с удовлетворением:

— Вот наконец-то я смотрю на вас сверху вниз!

Глеб откинулся на спинку дивана, поглядывая на меня.

— Вам это нравится?

— Непривычно. А вам?

— Я так на вас смотрю?

— Разумеется. Вы же начальник, я от вас зависю… завишу… ну! испытываю зависимость.

— Лучше бы вы ко мне испытывали привязанность.

— Что, нравится, когда вас любят?

— Хорошо, что вы меня хотя бы терпите.

— Ну что вы, Глеб Анатольевич! — протянула я елейным голосом. — Ну как же вас не любить — с вашим-то ангельским характером!

Шеф одобрительно кивнул и пододвинул мне конфеты.

— Молодец, заслужили!

Мы еще фыркали, когда Глеб проделал некий маневр — мягко сдвинулся влево, обнимая меня за талию и непринужденно положив ладонь на мое колено. Я растерянно глядела на него сверху — плохо у меня с реакцией в последнее время — а шеф уже говорил приветливо:

— Присоединяйтесь, Галя.

Что-то не так у Глеба с этим порогом, просто какая-то геопатогенная зона, все не решаются через него переступить. Сейчас там маялась Галочка. Выглядела она, как всегда, обалденно: макияж как свежий (а может, и свежий?), рубашечка аккуратно расстегнута в стратегических местах — в общем, воплощение женственности и сонного очарования… Я мигом раздумала избавляться от глебовской руки на своем колене. Деловито сунув очередную конфету в рот, кивнула:

— Мы тебя разбудили? Заходи, чего стоишь?

У Галочки в глазах появилось очень странное выражение.

— Да нет уж… простите, что помешала, Глеб Анатолич…

Мы проводили ее взглядами.

— Похоже, она к вам приходила, — шепотом сообщила я без малейшего рас-каянья.

Глеб не стал ломаться.

— Похоже.

— Извините тогда.

— За что?

— Ну… помешала.

— Спасли.

Я с интересом посмотрела на него сверху — Глеб водил пальцами по моему колену, но, по-моему, чисто рефлекторно. Где опять этот чертов плед?