Сезоны любви
Шрифт:
— Вам как раз, я помню.
— Вы их купили?
Глеб почесал бровь.
— Нет, украл! Естественно, купил. Вернулся в тот же день, и купил. Как-то обидно, что такие туфли и такие ноги существуют отдельно.
Он переставил туфли в "профиль", откинулся назад, критически их осматривая.
— Конечно, на обручальное кольцо это мало похоже, — сказал небрежно. — Даже если вставить бриллиант. Но я так давно не делал предложения, что совсем не помню правил. Что там сначала: люблю, целую, выходи за меня?
Я вздохнула
— Наташ?
— М-м?
— По-моему, сейчас должна ваша реплика, — подсказал Глеб.
— Разве?
Глеб торжественно кивнул. Я вновь уставилась на туфли.
— Конечно, Канада — это круто, — вкрадчиво сказал он.
— Какая Канада?
— Вашего… э-э-э… предполагаемого жениха. Но я тоже ничего.
Я, наконец, подняла глаза.
— И даже очень ничего, — сказала тихо.
Глеб кивнул поощряюще.
— Неплохое начало. Продолжайте.
— Что — продолжать?
— Ну скажите мне что-нибудь утешительное. Подсказать? Ну например: вы мне нравитесь, Глеб Анатольевич, я обещаю подумать, Глеб Анатольевич, вы самый лучший кандидат в мужья, Глеб Анатольевич… и я пошлю всех остальных кандидатов к чертовой матери! На черта она тебе сдалась, эта Канада!
— Да, — сказала я, улыбаясь во весь рот.
— Что — да?
— Да. Да. Да. И еще раз — да. На все — да.
— И что мы немедленно едем ко мне — тоже да? — быстро уточнил Глеб.
— Да.
— Ага, — сказал Глеб и начал искать глазами официантку. — Девушка!
Подошедшая официантка и глазом не повела на стоявшие на столе туфли. Лихо насчитала астрономическую сумму, Глеб, не вникая, расплатился и повлек меня к выходу.
— Глеб!
— А?
— Туфли! Мы забыли туфли! — я вернулась, прижала к груди драгоценную обувь. Глеб подхватил меня под локоть.
— Глеб!
— Ну что еще? — свирепо сказал Глеб, посмотрел на меня и сморщился, — Конечно, вы передумали… Ну так же нечестно! В конце концов, вы провели со мной ночь и теперь, как честная женщина, обязаны на мне жениться!
— Женюсь! Но Глеб, вы меня плохо знаете…
— Узнаю.
— У меня куча недостатков.
— А у меня сплошные достоинства.
— Я никак не могу встать утром пораньше…
— Ничего, я разбужу! — уверенно успокоил Глеб, открывая передо мной дверь машины. — Еще есть какие-нибудь препятствия? Признавайтесь сразу.
— Нет.
— Тогда поехали!
На следующее утро мы опоздали оба.
Боюсь, что это войдет у нас в привычку.
ЗИМА
— А вот и я! — радостно объявил Денис. Мы не виделись с ним «всего-навсего» три месяца. Я кисло посмотрела на его сияющую физиономию, отвернулась от распахнутых объятий, и, придерживаясь за стеночку, беззвучно постанывая, доковыляла до дивана. Свернулась в клубок под одеялом. Денис, насвистывая, разулся-разделся и пошел прямиком на кухню. Я перевернулась на спину, сгибая ноги в коленях. Полегчало — на мгновение.
— Оля…
Я застонала:
— Ну, чего тебе?
Раскрыла глаза и обнаружила перед лицом денисову ладонь с разноцветными таблетками.
— Это что?
— Это таблетки, — объяснил Денис, тыкая пальцем. — Но-шпа и еще какие-то, я в аптеке спросил, специально для женщин во время месячных.
— О, господи!
— А чего? — удивился Денис. Я молча сгребла таблетки, скривившись, запила, и сунув ему стакан, снова рухнула на подушки. Денис присел возле дивана на пол. От него пахло свежестью и морозом.
— Оля. О-оль…
Я приоткрыла один глаз — он со страдальческой миной разглядывал мое лицо.
— У?
— Очень больно?
— Попробуй — узнаешь! — огрызнулась я.
— Это как зуб болит?
— Хуже.
— Бедненькая… — искренне сказал Денис. — Кушать хочешь?
— Нет.
— Ну, давай я тебе чего-нибудь по-быстрому сварганю. А то голодная, нет?
Я бы умилилась такой заботливостью, если бы не знала, что вечно голодный Денис под таким благовидным предлогом просто хочет совершить опустошительный набег на мой холодильник. Я вяло отмахнулась.
— Да делай ты, что хочешь, только отвяжись!
Денис немедленно сорвался с места.
— Так, что у нас есть? — доносилось с кухни. — Эй, подруга, ты че, по магазинам совсем не ходишь? О! Сало!
Вновь свернувшись калачиком, я задремала под этот незатейливый аккомпанемент.
— Ау-у-у… спящая красавица!
Я открыла глаза на голос — и на дразнящий аромат. Денис сунул мне полную тарелку и, довольный, развалился в кресле, поглядывая то на меня, то в телевизор. Кутаясь в одеяло, я осторожно села — похоже, денисовы снадобья действовали. Денис поднял стоявшую возле кресла бутылку.
— Будешь? Сосуды расширяет.
Я приняла рюмку — не поленился же найти и помыть хрусталь! — понюхала.
— Не морщись-не морщись, бальзам на травах. Целебный!
— И за что пьем?
Денис поднял рюмку, поглядел на меня, на телевизор, почесал плохо бритый подбородок.
— Повод тебе? Не вижу повода не выпить!
И опрокинул лихо. Я осторожно отпила — правда, бальзам… Села поудобнее, принимаясь за неожиданный ужин. Ела и присматривалась. Выглядел приятель что-то "не ах". Под глазами — круги, щетина, и рубашка не то, чтобы свежак, а Денис у нас чистюля…
Я перестала жевать.
— Дин?
— М-м-м?
— Ты чего?
— В смысле?
— С Иркой, что ли, поругался?
— С чего это?
— Вот и я думаю — с чего?
Денис некоторое время сосредоточенно ел, потом, глядя в телевизор, нехотя сказал:
— Ну.
— Выперла?
— Ну…
— И давно?
— Дня три. Я тут у Димана кантовался, да его баба…
— Нет! — твердо заявила я, отставляя пустую тарелку.
— Что — нет? — вытаращился Денис.
— Я сказала — нет!