Сфера-17
Шрифт:
– Так точно, товарищ лейтенант!
– Молодец. Третья фаза, раз, два!..
Николас посмотрел на Эрвина. Лицо Чёрного Кулака стало невыразительным. Несколько мгновений спустя Фрайманн подался вперёд, поймал взгляд подчинённого и безмолвно поманил его к себе. «Держать фазу!» – рявкнул тот бойцам и пошёл к комбату. Фрайманн отвёл его в сторону, так, чтобы не было видно из зала.
– Товарищ лейтенант, – очень тихо спросил он, – что у вас с левой ногой?
– Всё в порядке, товарищ комбат.
– Подойдите ко мне после занятий.
– Так точно,
Дерри вернулся на место. Николасу показалось, что он занервничал.
– Что смешного? – мрачно спросил он светловолосого.
И вдруг выполнил роскошный, точно в кино, кан-линг в высокой позиции с разворота. Николас так и ахнул. Бедный новобранец тоже ахнул и как стоял, так и сел на пол. Пальцы босой ноги лейтенанта остановились в пяди от его лба, но прямой энергетический удар при правильном кан-линге мог вышибить из человека дух.
– Когда так сможешь, – резюмировал лейтенант, – тогда и будешь улыбаться.
Глядя на всё это, Эрвин только укоризненно покачал головой.
– Идёмте, – сказал он Николасу, и тот послушно зашагал следом. Через несколько десятков шагов Фрайманн с сожалением пояснил:
– У лейтенанта «гуляет» нога. Из такой стойки рискованно делать кан-линг. Можно растянуть связки. Лейтенант мне доказывает, что это его личная особенность. Совершенно безопасная.
Николас промолчал.
Ему было неловко слушать об этих внутренних, частных делах, и он не понимал, зачем Эрвин о них рассказывает. Но он отметил, что Фрайманн говорит о подчинённых как отец о детях, с неизбывной теплотой: хулиганит, плохо учится, сорванец… Реннард снова вспомнил Шукалевича: кое в чём Стерлядь не врал. «Чёрный Кулак живёт их жизнями», – сказал он.
Каково же ему, наверное, было бросать их под огонь правительственных войск во время Гражданской… Но в частях, которыми командовал товарищ Фрайманн, ни один боец не погиб бессмысленно и случайно. Должно быть, сознание этого поддерживало командира.
Николас уставился в пол – и заметил, что чуть дальше часть коридора выложена паркетом самого дешёвого и пакостного вида, к тому же истёртым и взгорбившимся. Это его удивило. Зачем солдатам паркет, а если уж его положили, то почему поскупились? И почему личный состав не следит за состоянием помещения?
– Для тренировок, – сказал Эрвин, проследив за его взглядом.
Подтверждая свои слова, он быстро и совершенно бесшумно прошёлся по паркету туда-сюда. Николас ступил следом и содрогнулся, когда дерево под ногами тошнотворно заскрипело.
– Хорошего бойца, – умудрённо докончил Эрвин, – должно быть не только не видно, но и не слышно.
Николас улыбнулся.
– Ки-система, кажется, единственное боевое искусство, которое в реальности выглядит так же эффектно, как в кино. – Это было самое умное, что пришло ему в голову.
– Потому что эти приёмы не предназначены для реального боя, – неожиданно ответил Эрвин. – Чтобы вступить в рукопашный бой, боец должен потерять всё оружие и стоять один среди чистого поля перед другим
И он отворил простую дверь без таблички.
Комната оказалась крохотная, как кладовка. В ней не нашлось места даже для стула – только шкаф, тумбочка и узкая солдатская койка. Нигде не было ни пылинки, и Николас подумал, что Эрвин настоящий маньяк чистоты. Чистота здесь властвовала: мужская, казённая, не знающая уюта.
– Снимите пальто, Николас, – сказал Фрайманн. – Вы промокли.
Замечание было здравое, и Реннард стал расстёгивать пуговицы. Со смутным удивлением он отметил, что пальцы слушаются плохо. Он замешкался и заставил Эрвина ждать. Чувство неловкости стало мучительным. Когда Эрвин взял из его рук мокрое пальто, чтобы повесить на плечики и в шкаф-сушилку, Николаса словно окатило жаром.
Путать одно с другим стало сложно.
«Нет, – упрямо подумал он. – Тогда я был пьян. Я напился и перестал контролировать себя. А сейчас я занят, я бросил пить, я очень давно не отдыхал, и мне уже ничего не нужно. Я не могу потерять возможную дружбу с Эрвином из-за собственной глупости и невыдержанности.
Нужно говорить, – приказал он себе, – это лучший способ отвлечься. Говорить о чём угодно. Только на Шукалевича лучше переключиться позже, а то я забуду что-нибудь важное».
– Я слышал, – выговорил Николас почти спокойно, только немного торопливо, – ки-система входила в программу подготовки бойцов Звёздного легиона.
– Не совсем так.
Эрвин сел на койку. Николас вдруг заново увидел, что стула в комнатке нет и у него нет иного выхода, кроме как сесть рядом с хозяином на его, хозяина, постель… Снова накатило безумное, полудетское какое-то смущение.
«Разговаривать, – напомнил он себе, – только не молчать. Во всём этом нет ничего особенного».
– Ки-система – это обломок того искусства, которому учили в Звёздном легионе, – продолжал Фрайманн. – И на самом деле оно называлось кэ-система. Но большая его часть утеряна, поэтому неверное название приняли.
– Я знаю, что Ки – по-китайски «жизненная энергия».
– Кэ – по-тибетски «музыка». Музыкой оставшееся назвать сложно. – Эрвин с хмурым видом опустил глаза и коротко развёл руками.
«Сейчас он на своём поле, – подумал Николас с беспокойной полуулыбкой, ему стало просто и легко говорить. – Это хорошо, очень хорошо. Нужно разговаривать. Пожалуй, время перейти к делу. Сейчас я подойду ближе и сяду. Просто сяду и ничего лишнего по этому поводу не подумаю».
Он медлил. Во рту пересохло. Эрвин смотрел в пол, облокотившись о собственные колени. В крохотной комнатке не было окон, но Николас чувствовал себя так, словно стоял посреди людной площади, где каждый человек был мантийцем. «Что за чертовщина, – подумал он. – У меня непорядок с нервами, эту проблему надо решать срочно. Она может перейти в патологию, как у товарища Кейнса. Нельзя этого допустить».