Сфера-17
Шрифт:
Он замолчал. Он выглядел так, словно тирада утомила его.
Николас тоже молчал.
«Директор лжёт, – думал он, – потому что лжёт всегда. Но в чём именно? Он нёс всю эту чушь просто так, желая ввести меня в заблуждение? Или это правда – всего лишь не та правда, о которой мне стоит думать?»
– Тысячи миров, – добавил Йеллен устало, словно через силу, – тысячи вариантов развития. Какие-то варианты должны оказаться эффективнее прочих. Это чистая статистика. Согласен, странно, что наиболее удачный вариант реализован так далеко от центра планеты, которая
Николас уставился в белый пол беседки. Взгляд его медленно скользил по извивам узоров мрамора.
– Алан, – спросил он, – чего вы от нас хотите?
Тот вздохнул. В этот миг он казался человечнее, чем когда-либо.
– Я кажется, всё сказал.
Николас поднял взгляд. «Неужели Йеллен серьёзен, – застучало у него в голове. – Этого просто не может быть. Это нереально. Это и есть его истинная цель? Я готов поверить во что угодно, только не в это».
Потом мысли закончились.
– Наёмники? – тихо, осторожно сказал Реннард. – Алан, вы хотите сказать, что миротворцы Союза недостаточно грозная сила?
– Они наёмники! – резко ответил Йеллен. – Они-то как раз наёмники все до единого, солдаты, офицеры, генералы! Понимаю, с вашей точки зрения они страшны. Точка зрения Манты отличается от вашей. А у меня тоже есть точка зрения, я менеджер. Существует парадокс зарплаты. Если гонорары солдата поднимаются выше определённого порогового значения, солдат начинает воевать хуже, потому что слишком богат. Мы выплачиваем миротворцам астрономические суммы, а где эффект? Нет эффекта.
– И вы решили… – неверяще начал Николас, приподняв бровь.
– Лучше мы заплатим эти деньги тем, кто их достоин.
Николас тихо засмеялся:
– Алан…
– Вы мне не верите, – печально констатировал Йеллен. Он нахмурился и смотрел мрачно и озабоченно, выглядя при этом абсолютно искренним.
– Простите, – мягко сказал Николас. – Но с чего вы взяли, что наёмники из семнадцатой сферы будут воевать лучше, чем наёмники из первой?
Директор покачал головой, усмехнувшись.
– Вы меня не поняли, – сказал он. – Поэтому и не верите. Что же, это несколько ободряет. Нет, мы не собираемся обновлять состав миротворческих корпусов.
– Тогда чего вы хотите?
Йеллен закрыл глаза, потом открыл. Теперь он смотрел на Николаса прямо, без улыбки, жёстким взглядом военачальника. Николас рефлекторно выпрямился и поднял подбородок.
– Легион, – сказал Йеллен. – Я хочу Звёздный легион.
Услышав это, я ощутил в себе бездны терпения. Господину Йеллену наскучило играть в обыкновенных солдатиков, теперь он хотел Звёздный легион, легендарных бойцов Роэна Тикуана. Вполне понятное желание. Вот только каков полководец, таковы и полки; боюсь, у господина Йеллена ничего не получится.
– Вы шутите, – сказал я и услышал, конечно:
– Отнюдь.
Потом Йеллен замолчал, на скулах его заиграли желваки и он с видимым усилием признался:
– Я говорю от имени принцессы Акены.
В это я не поверил так же, как во всё предыдущее.
Единственное, что я понимал со всей определённостью: Йеллен выворачивал ситуацию наизнанку. Он довёл меня до предела, а теперь пытался поменяться со мной ролями. Я внезапно оказывался хозяином положения. Возможно, директор рассчитывал, что я попытаюсь взять моральный реванш. Провоцировал меня. Но чего он хотел таким образом добиться? Я склонялся к мысли, что это просто очередная игра, новое развлечение…
Пожалуй, для меня это было уже слишком.
Я ничего не чувствовал. Йеллен выжал меня досуха. И сейчас его потуги оставались бесплодными.
– Хорошо, – сказал я. – Предположим, вы серьёзны. Но как вы собираетесь реализовать свой замысел? На Циалеше не так давно отгремела Гражданская, с тех пор мы находились в изоляции. Официальный Союз считает, что у нас диктатура, военная хунта, но…
– …ваша форма правления так же уникальна, как ваш менталитет, – подхватил Йеллен. Говорил он чуть ли не проникновенно.
– Не думаю.
– Прецедентов нет ни в истории, ни в современности, – директор улыбнулся, разводя руками.
Я помолчал.
– Народное правительство, – сказал я, – ничего не может сделать с народом Циалеша против его воли. Не потому, что не хочет, мы не святые. Но это попросту невозможно. Мы, в каком-то смысле воплощение этой невозможности.
– Я знаю! – воскликнул Йеллен. – Я даже говорил вам об этом прежде, вы, должно быть, не приняли всерьёз… Я готов повторить. У вас не работает традиционная пропаганда. И даже мантийская пропаганда работает, скажем прямо, в обратную сторону. Николас, к чему лукавить, вы видели мою беседу с Эртом Антером, а я знаю, что вы её видели.
Я отвёл взгляд.
Директор наконец-то заговорил всерьёз, но подошёл к теме настолько извилистой, зыбкой и топкой тропкой… Интересно, деловые совещания он тоже так проводит? Подчинённые должны его ненавидеть. Или там-то он как раз сдерживается, а с собеседниками вроде меня может расслабиться и поболтать? Какой неприятный, утомительный человек… В начале нашего знакомства я испытывал к Алану жгучую ненависть и какое-то мистическое омерзение, точно к злому духу. Я боялся его. Теперь из всех чувств осталась одна усталая брезгливость. Впрочем, так было намного удобней.
– Видел, – признал я. – Алан, неужели вы хотите войны с Мантой?
Йеллен покривился, верхняя губа его дрогнула.
– Тот, кто не хочет войны с Мантой, будет поглощён Мантой в кратчайшие сроки, – сказал он. И в голосе, и на лице его выразилась тоска. – Это вынужденное желание. Ну право же, Николас, какое наказание предусмотрено на Циалеше за промантийскую агитацию?
Тут мне действительно было нечем крыть.
– Расстрел.
Йеллен кивнул.
– По некоторым причинам у нас бессмысленно ужесточать наказания.