Сфера Маальфаса
Шрифт:
– К делу, ближе к делу!
Дальнозоркий генеральный судья развернул свиток, величественно держа его в вытянутых руках.
– Баронство Альгиэйер?
– Колесовать! – голос из задних рядов.
– Баронство Аллен?
– Повесить как собаку!
– Баронство Бель…
Людвиг отстраненно слушал, как каждый новый голос приговаривает его к смерти. «Хватило бы и одного раза, – подумал Фирхоф, – меня специально заставляют смотреть и слушать, многократно умирая заживо. Cui bone est [29] ». Судья
31
Кому это выгодно? (лат.).
– Баронство Корн…
– Смерть!
Стражник, незаметно скользнувший в двери, подошел к Кунцу Лохнеру.
– Капитан, как вы и приказали, оцепление стоит крепко. Только там какая-то дама востребовала право пройти. Прямо только что верхом прискакала. Сама в дорожном платье. Говорит, что владетельная баронесса. Пустить?
– Отчего бы нет? Пусти.
– Она не одна, с ней мужчина.
– Барон, что ли? Ты же сказал, разиня, что она сама владеет баронством?
– На барона что-то не похож, головорез какой-то, вроде наемника.
– Телохранитель, должно быть.
– Ха! Знаем мы этих телохранителей при знатных дамах. – Солдат приглушенно, соблюдая приличия, заржал.
– Ладно, пусти обоих. Без оружия, конечно. Впрочем, это как всегда.
Судья тем временем продолжал:
– Баронство Вермлейдер?
– Четвертовать предателя!
– Баронство Виттенштайн…
Молчание.
– Барон фон Виттенштайн не присутствует, – судья сдвигает палец на следующую строку.
– Стойте! Я баронесса фон Виттенштайн! И желаю высказаться.
Взгляды зала обратились на женщину в покрытом пылью дорожном платье.
– Оправдать! Не виновен!
Всеобщее смятение.
«Только не это, – в отчаянии взмолился Людвиг, узнавший Алиенору и Дайгала. – Все напрасно – я все равно что покойник, но собаки покойного Тассельгорна в погоне за Сферой охотно пойдут на все – теперь они примутся за этих людей».
По рядам пробежало волнение.
– Что? Откуда она взялась?
– Уберите эту женщину! Где супруг дамы – пусть он научит свою жену послушанию!
– Я баронесса Церена! Я наследовала земли отца. Я имею право высказаться.
Судья ударил в колокол.
– Продолжайте, баронесса Империи.
– Я бы не решилась нарушить порядок собрания, если бы не имела в руках веского доказательства невиновности подсудимого. Это доказательство попало ко мне… случайно. Но мой долг и вассальная верность императору не позволяют скрыть этот документ. Вот оно – письмо.
Император поднял голову и брюзгливо бросил:
– Подайте это мне.
Кто-то из стражников ловко поддел клочок странной кожи острием алебарды, снял и с поклоном передал Гагену. Правитель схватил письмо и погрузился в чтение. Впрочем, оно оказалось недолгим. Обрывок вмещал всего несколько строк:
«Моему слуге Тассельгорну. Мне непонятны твои сомнения. Обещание вождя твердо. Три сотни всадников на тропе в ночь третью после полной луны. Владыка
Гаген помолчал несколько минут. Перевернул письмо, тщательно осмотрел. Настоящая варварская вещь – в границах Империи никто так не обрабатывает пергамент.
– Судья, возьмите записку и приобщите ее к документам процесса… Ну что ж, это меняет дело. Действия барона фон Фирхофа следует признать оправданными в тех обстоятельствах.
– Государь! Позвольте высказаться мне!
Вставший был высок, крепок и громогласен. Людвигу он кого-то смутно напоминал – родич одного из погибших в ту ночь?
– …Допустим, убитые фон Фирхофом – преступники. Однако оправдывает ли это использование черной магии? Да еще какой – мерзкого колдовства при помощи талисмана, подаренного заклятым демоном поклонникам Сатаны! Это человек не изменник, но колдун. И судить его следует как колдуна. Неважно, на благо или во зло он использовал свое умение.
Император призадумался.
– Что ж, в этом есть известный резон. Мне не хочется осуждать чрезмерно старательного слугу короны, однако законы против колдовства требуют к себе почтения.
Гаген снова помедлил.
– Я хотел бы просто помиловать этого человека, но не могу. Не могу без ходатайства баронов Империи. К тому же, учитывая сложность дела, просящее лицо должно обладать особыми заслугами перед государством. Найдется ли среди присутствующих подобный человек?
Людвиг замер, всматриваясь в лица. На них отражались самые разнообразные чувства – ненависть, равнодушие, порой жалость, а чаще – неприкрытое, жадное любопытство к чужим страданиям.
– Я это лицо!
– Вы? Госпожа баронесса Алиенора фон Виттенштайн? Знатности вашего рода никто не отрицает. Однако какими особыми заслугами вы можете похвастаться? Преломляли копье в битвах за Империю, доблестная? Водили войска? Победили дракона?
Зал разразился неистовым хохотом. Крайний из судей склонился к соседу и с понимающим видом шепнул: «Ne accesseris in consilium nisi vocatus» [30] .
Дама, однако, не смутилась.
– Для того чтобы иметь заслуги перед Империей, не обязательно потрошить ящериц, мессиры бароны! Является ли достаточным признанием моих заслуг письменное свидетельство и поныне почитаемого великим императора Гизельгера?
32
Не входи в Совет, не будучи приглашенным (лат.)
– Что вы сказали? Где?
– Вот оно.
Судья подносит к глазам пергамент – не веря своим глазам, ковыряет толстым ногтем подлинные печати десятилетней давности.
«Мэру Фробурга, магистратам и гарнизону. Сим вменяется в обязанность заботиться о безопасности благородной дамы Алиеноры фон Виттенштайн и оказывать ей подобающие ее исключительным заслугам почести.
Император Гизельгер».
В зале замешательство.
– Что? Как? Читайте вслух!