Сфера разума
Шрифт:
— Нет, не могу отпустить. Из-за него потерял ценного работника, — все более смелея, Весельчак повышал голос: — Да его сжечь мало! Через мясорубку его! Через «цедепе»!
— Вы не совсем поняли меня, — вежливо сказал дядя Абу. — Он будет служить у меня дворником. Представляете, какой позор! Гордый дворянин и вдруг с метлой.
— Не со шпагой, а с метлой? — Весельчак слабо улыбнулся. — Тут что-то есть.
— И это не все, — продолжал дядя Абу. — Мушкетер привык орудовать шпагой, а не метлой. Он станет отлынивать и плохо работать. За спесь и нерадивость
— Сечь? Пороть розгами? — Весельчаку это здорово понравилось, и он с улыбкой привстал. Потом повалился в кресло и захохотал так заразительно, что и мы рассмеялись. — Пороть, как нашкодившего школьника. Ха-ха-ха! Снимать штанишки и… Ха-ха-ха! Великолепно! Остроумно! Согласен!
Так к обоюдному удовольствию уладился инцидент с мушкетером. Его отпустили. Дворником на вилле он числился лишь условно. Д’Артаньян все так же бродил по улицам и что-то бормотал. Нечистая сила его не обижала, а если и посмеивалась иногда, то с известной долей почтительности и страха. Все знали, что он под защитой самого Непобедимого.
День прошел настолько благополучно, что моя нагруженная страхами психика излишне смягчилась, даже разнежилась. Видимо, поэтому и сеанс рокировки начался не сразу, а с каких-то нежных снов. Я слышал струнные звуки арфы, видел туманы над ночным зеркалом воды и ослепительной красоты балерину… Где я? На Лебедином озере?
Клочья смутных снов дрогнули, рассеялись, и я окончательно уснул.
Лебединое озеро
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе…
И в тот же миг очнулся… Нет, не на Лебедином озере, как почему-то ожидал, а на знакомом лугу. С книгой в руках я сидел под шумным тополем-великаном… Я? Вот ведь до чего привык чужую, данную мне «напрокат» жизнь воспринимать как свою. Нет, то был, вероятно, все же другой…
Итак, любимый с детства тополь-бормотун шумел, а Василь вслушивался в несмолкаемый говор листвы с сожалением и грустью: никаких дриад и ничего таинственного он уже не ждал. Он не дошкольник и не первоклашка. Через год, закончив десятый класс, станет взрослым, и с детским ощущением мира пора расставаться. Неужели навсегда?
Налетел короткий ливень, и все вдруг предстало сияющим, живым и сказочным. «Неужели мне чудится?» — с улыбкой думал Василь.
Ливень с дробным перестуком умчался, а Василь побежал навстречу вышедшему из-за тучи солнцу. Там, за рощей и двумя холмами, паслись кони, тот самый опытный табун. К счастью, сегодня дежурил знакомый ученый-пастух.
— Дядя Антон, разреши еще раз проехаться на Орленке.
— Но Орленок и четверо его одногодков на грани чего-то нового. Хронорысаки? Вряд ли.
— Не занесет же он меня в другую эпоху.
Шагах в двадцати паслись кони. Среди них красавец редкой масти — белой с голубым отливом. Заметив Василя, он поднял голову и навострил уши.
— Орленок, ко мне, — тихо
— Вижу, что вы большие друзья, — рассмеялся пастух и махнул рукой. — Ладно уж, разрешаю вам прогуляться.
Василь вскочил на Орленка, и в тот же миг ветер свистел в его ушах, чудо-грива прохладным белым пламенем плескалась, щекотала плечи и уши. Промелькнул тополь-бормотун, потом табунок обыкновенных, или, как выражается дядя Антон, «диких» лошадей.
Орленок легко взял препятствие — довольно высокий кустарник, доказав, что летать могут не только птицы. Но в лес вошел чутким, осторожным шагом. Минут через двадцать деревья расступились, и Василя ослепил блеск искрившегося озера. Сквозь камыши юноша разглядел петушиный гребень рыжих волос, и ему стало не по себе: бедный Кувшин! Как он давно не навещал его.
С чувством раскаяния Василь подъехал и соскочил на землю. Кувшин обернулся, хмурым взглядом смерил юношу и, скривив губы, процедил:
— Предатель.
— Ты неправ, Кувшин, — с обидой возразил Василь. — Сам понимаешь, что я не малыш и нам пора расставаться. Через год закончу школу, получу знак зрелости. В этом будет и твоя заслуга.
— Знак зрелости… Подумаешь! В прошлом году Андрей получил знак и забыл… Не приходит. Но ему я прощаю: он стал чемпионом мира по плаванию. Моя выучка! А ты?
— Я занимаюсь конным спортом.
— Кони, — брюзжал Кувшин. — Променять меня на каких-то четвероногих. Тьфу!
Как задобрить Кувшина? И Василь решил упомянуть о его новых воспитанниках. Но сделать это надо сначала с подковыркой.
— Ходят разговоры, что они у тебя безнадежные заморыши.
— Гнусная клевета! — вскипел Кувшин и вскочил на ноги.
— Пожалуй, слухи неверные. Я ведь почти каждый день вижу этих малышей.
— Ну и как они тебе показались? — осторожно, скосив глаза на юношу, спросил Кувшин.
— Отличные ребята! Крепкие, ловкие и отчаянной храбрости.
— Вот видишь. Моя школа! — повеселел Кувшин.
Расстались они друзьями. Покидал Василь озеро все же с невеселым настроением: ушло, уплыло детство, растаяло, как дым в небесах.
Иная дружба занимала теперь все помыслы Василя — дружба с Орленком и вообще с лошадьми, даже «дикими». Вика, как и Кувшин, относилась к этому увлечению с иронией.
— Ты сам скоро станешь копытным представителем фауны, — усмехалась она.
Съязвила она и о будто бы ежедневном рационе юноши: клевере, люцерне и овсе. Однако после одного чрезвычайного происшествия девушка смотрела на дружбу Василя с лошадьми уже по-другому.
А случилось вот что. Однажды пришел Василь на пастбище. Ученый-пастух так глубоко ушел в свои размышления, что не обратил на юношу внимания. Василь не стал беспокоить его. «Все равно разрешит», — подумал он и вскочил на Орленка. Проскакал немного и почувствовал, что впервые по-настоящему слился с этим теплым, живым, почти разумным существом. Будто стали они единым организмом.