Сфера разума
Шрифт:
— Я Дахнаш, сын Кашкаша, — гулко, словно из заоблачных высей, кричал он. — Я великий и непобедимый джинн!
Восторгу ребятни не было предела.
«Все. Дядя Абу для меня пропал», — подумал я. Однако поздним вечером я застал его в кустарнике на берегу реки. Дядя Абу сидел за старинным столом с витыми изогнутыми ножками и пил вино — от этой дурной привычки, приобретенной в изгнании, он еще не избавился. Лицо его порозовело, но выглядело унылым и скорбным.
— Алкаш, — с укоризненной усмешкой сказал я.
Дядя Абу грустно улыбнулся и жестом пригласил сесть.
— Тебе-то
— А наша работа на внеземной станции?
— Подходит к концу. Уже дематериализовали казарменный город и волшебный лес. Остров оголился и стал таким, каким и должен быть. А здесь погасла блуждающая зона: работа Памяти пришла в норму. Теперь наших ребятишек не будут пугать тени прошлого.
— Но ты еще не стар, дядя Абу. В космосе нужны историки.
— А ребятишки! — Дядя Абу испуганно взглянул на меня и в ужасе замахал руками. — Нет, нет! Не покину я их. Не могу.
Что верно, то верно. Без преданной звонкоголосой братии дядя Абу зачахнет.
— А фантастические романы! — вспомнил я. — В сюжетах недостатка испытывать не будешь. Мы с тобой многое повидали.
— Да, впечатления наши обогатились, — усмехнулся дядя Абу.
Выпив еще стакан вина, он совсем захмелел и начал, к моему огорчению, бахвалиться, как некогда в «Кафе де Пари».
— Все передо мной трепетали. Я был велик и могуч, как Вселенная. А как я тогда разделался с Раваной! Помнишь? Одним плевком!
Дядя Абу светился от упоения. И вдруг нахмурился: в памяти его возник невзрачный Угрюм-Бурчеев.
— Прохвост! — Голос моего собеседника кипел от гнева. — Выпорол розгами. Это меня-то! Непобедимого джинна!
— Как не стыдно, дядя Абу, — я покачал головой. — Напился, как мелкий бес. Что скажут ребята, если узнают?
Упоминание о ребятишках подействовало отрезвляюще. Дядя Абу побледнел, панически огляделся по сторонам и смахнул со стола бутылки. Не долетев до земли, они исчезли, растворились в Памяти.
— Все. Больше не буду, — твердо заявил он и с умоляющими глазами просил: — Только никому не говори, что застал меня в таком виде. Не выдашь меня?
— Что ты, дядя Абу! Как мог такое подумать. Поделись лучше новостями.
— Да, многое ты не знаешь. Стал каким-то странным.
— Чем же странным? — пожал я плечами.
— Каким-то меланхоликом. Бродишь один по лесам и полям. Все привыкаешь. А твои товарищи со знаками «Валькирии» спрашивают о тебе, ждут. Их экипаж готовится к полетам. Дружный экипаж. И назвали его…
— «Валькирии и викинги»! — догадался я.
— Верно. Полетят «Валькирии и викинги» в межгалактические дали, возможно, уже на новом и очень необычном корабле. При его создании пригодилась отчасти и твоя гипотеза.
— Моя гипотеза? — удивился я. — Ах, да! Еще в школе я поделился со Сферой Разума своими фантазиями о звездных рысаках. Но это же вздор, дядя Абу. Да и Сфера назвала мои мечтания чепухой.
— Чепухой? — улыбнулся мой собеседник. — Ты, я вижу, совсем одичал. И не знаешь, что произошло. Тогда слушай.
А произошло, оказывается,
Однажды один из конструкторов космических кораблей находился в творческом общении со Сферой Разума и уже в который раз мучительно искал что-то свое, качественно новое. Кажется, вот оно, то самое заветное новое решение, дразнящим облачком мелькает перед глазами… Но догадка каждый раз ускользала. Расслабившись, конструктор слушал музыку — иногда она помогала; смотрел ожившие образы древних легенд, связанных с полетами. Потом он возвращался к догадкам и гипотезам своих нынешних коллег. И тут Сфера Разума словно невзначай подсунула мою выдумку. Конструктор увидел звездного коня, скачущего по цветущим космическим лугам. «Вот это да!» — улыбнулся он. Но шальная выдумка все больше привлекала его, волновала своей поэтичностью. И вдруг словно молния вспыхнула… Ответ найден! Образ звездного рысака послужил искрой, воспламенившей воображение конструктора. Вскоре он вместе со своими коллегами проектировал невиданного доселе межзвездного летуна — живой организм.
— Корабль, конечно, не похож на твою лошадку, — улыбнувшись, продолжал дядя Абу. — Пробная модель уже вылетела в испытательный рейс, поднялась из эвкалиптовых лесов Австралии.
Из лесов!.. Я уже почти не слышал дядю Абу: фантазия моя поскакала галопом. Конечно же, из зеленошумных творящих лесов или даже из трав, подобно журавлям, будут взлетать живые корабли. В своем воображении я увидел космос — пылевые облака, озаряемые, как молниями, вспышками взрывающихся звезд; мглистые туманности, похожие на тучи. Меж ними, как над штормовым морем, реют межзвездные альбатросы. Оперение у них, как и положено птицам, — мягковолновое, но защищающее людей надежнее металлических обшивок прежних кораблей. Своими острыми клювами космические альбатросы рассекают, взламывают пространство и летят…
— Быстрее света! — словно уловив мои мысли, вос-клицал дядя Абу. — Но будущая экспедиция займет много лет, ибо отправится на самую окраину Метагалактики.
— Неужели туда? К самой отдаленной, похожей на кольцо Галактике? Ее нашли в созвездии Волосы Вероники, когда я еще учился в школе.
— Верно. В созвездии Волосы Вероники засияла, обнаружила себя новая галактика. Свет от нее пришел к нам через миллиарды лет, так что сейчас на ее планетах возможна жизнь.
— Кольцевую галактику ученые записали в каталоги под каким-то индексом, но образного названия еще не придумали.
— Ну и отстал же ты, Василь. Уже придумали. И не менее красивое, чем Волосы Вероники.
— Какое?
— Венок Аннабель Ли.
— Аннабель Ли! — Я вскочил так стремительно, что стул отлетел в сторону и провалился в Память. — Не может быть! Эта балерина еще не так знаменита, чтобы в ее честь…
— При чем тут балерина? — удивился дядя Абу. — Назвали просто так.
Но так ли уж просто? Спросить других людей я стеснялся. Сфера Разума? Она, конечно, выдала бы справку. Но вступить в телепатический контакт с нею не решился. Сумею ли?