Сфера. Мир Обреченных
Шрифт:
— Какая польза человеку от победы, за которую, возможно, придется заплатить жизнью? — пожал плечами Кузнецов.
— А какая радость человеку от серой однообразной жизни, в которой нет и не будет настоящих страстей? Кто-то даже готов всю жизнь оставаться тряпкой, о которую все кому не лень вытирают ноги, лишь бы избежать синяков и ссадин. Впрочем, каждый волен выбирать между убогой безопасностью и рискованным счастьем первооткрывателя и солдата удачи.
— Как я понимаю, это означает, что я могу изменить свое будущее? — осторожно поинтересовался Денис.
— Да, это так. Сейчас ты находишься в точке, из которой по своему
— Или снова очутиться по горло в болоте?
Ткач снисходительно улыбнулся.
— Твоя беда в том, мой юный друг, что ты не знаешь самого себя и поэтому не веришь скрытой в тебе силе. Ты привык говорить себе: «Нет, это не для меня. Я не такой крутой парень, чтобы иметь эту работу, эту девушку, эту машину». Поверь, не каждому выпадает шанс попробовать узнать себя с новой стороны. Многие люди так и проживают жизнь, не поняв, кто они и зачем родились на свет. Если тебе этот вопрос тоже безразличен, только пожелай, и ты мгновенно вернешься обратно в тот мир, из которого я так бесцеремонно тебя выдернул. Кстати, за это, пусть и с опозданием, я приношу тебе свои извинения.
Денис задумался. После пребывания в ледяной трясине было неимоверно приятно почувствовать себя в тепле и безопасности. Он пил горячий чай маленькими глоточками, согревая себе внутренности, и неторопливо размышлял о Такиме и Крэйе, о своей прошлой жизни, в которой, положа руку на сердце, действительно было мало стоящего, кроме гарантии, что тебя не сожрет дракон и не убьет мутант с головой кабана.
Ткач не торопил собеседника с ответом. В его руках появилась длинная глиняная трубка. Своеобразный сладковатый запах быстро наполнил беседку. Из синих струек выпущенного дыма сплетались загадочные узоры. Денис не почувствовал, как окружающие его декорации вновь переменились.
Теперь они стояли на огромном подвесном мосту, перекинутом через гигантский каньон. Мост ощутимо раскачивался на сильном ветру, отчего в животе было весьма неприятно. Далеко внизу, похожая на нитку, змеилась железнодорожная ветка. На Ткаче было индейское пончо, на ногах — светлой кожи мокасины.
— Итак, что ты решил? — Стараясь перекричать ветер, старик был вынужден наклониться к самому уху Дениса.
— Вначале я хочу знать, что за чехарда творится в моей голове и почему Крэйя называет себя моей невестой?
Ткач виновато развел руками.
— К сожалению, это не тот случай, когда можно купить билет, точно зная станцию назначения. Ты должен ответить только «да» или «нет». Итак, твое решение?
— Да! — неожиданно для себя что было мочи выкрикнул Денис и туг же вновь очутился по подбородок в болоте…
11
По хмурым лицам слушателей Мангрейд видел, что окружающие люди враждебно воспринимают каждое его слово. Совершенно ясно, что жители этой деревни ему не союзники. Здесь он не сможет завербовать новых солдат и получить провиант для армии, которую вскоре начнет собирать для битвы с Даригашем.
Вообще-то, Мангрейд любил выступить на площади первого попавшегося городишка или села, чтобы лишний раз проверить силу воздействия своего красноречия на умы слушателей. Но в этот раз прежде безотказные приемы почему-то не произвели никакого эффекта на сонных селян.
Мангрейд, как обычно, в полную силу своего сильного и благозвучного голоса обличал извращенного
Обычно в небольших городках и деревнях очень хорошо также «продавалась» ненависть к аристократам и магическим гильдиям, сохраняющим верность Богу. Когда же под конец своего выступления реформатор начинал сладкоголосо расписывать, каким райским местом станет Сфера, сбросившая с себя божественное иго, толпа слушателей начинала заходиться в восторженном экстазе. Да, именно так все обычно и происходило, но только не в этот раз.
Закончил свою речь оратор при полном молчании собравшейся толпы. Немного обескураженный, он поспешил покинуть так негостеприимно принявшее его селение. Когда философ проходил мимо деревенской церкви, оттуда вышла очень толстая женщина в просторном балахоне священника. Яростно сверкнув глазами на чужака, она обратилась к толпе земляков:
— Вы что, забыли, как крутящиеся ветры чуть не развеяли по окрестным полям собранное вами сено и как явившийся Ткач приструнил воздушных хищников? А как он разогнал тучи саранчи? Или из вашей памяти стерся тот поганый глот, которого при помощи молитвенного обращения к нашему Создателю мы обратили в мокрое место? Разве вы не понимаете, что все беды в жизни посылаются нам для проверки нашей веры в Создателя!
Толстуха вскинула указующий перст в сторону Мангрейда.
— Так почему же вы позволяете этому чернецу [1] произносить хулу на нашего Бога!
1
Имеется в виду черный костюм философа.
После этих слов в Мангрейда полетели комья грязи и камни. Чуть позднее к этим снарядам добавились еще и тухлые яйца.
В полях за деревенской околицей стояла звенящая сушь. Воздух плавился на раскаленном солнце, плыл, так что казалось, что земля источает какое-то мглистое испарение, заволакивая горизонт сиреневой дымкой. Из-под ног быстро шагающего человека взлетали серые птички, умиротворяюще стрекотали в траве кузнечики, вялый ветерок доносил откуда-то запах меда и полыни.
Но погруженный в мрачные мысли человек будто не замечал всей этой идиллии. От обиды и физической боли душа философа раскалилась, как окружающая его атмосфера. Дыхание перехватывало и туманилось в голове от злости и жажды немедленной мести. Мантрейд и дальше бы продолжал идти, поглощенный своими переживаниями, если бы предводитель болотной армии не окликнул его:
— Господин, по вашему лицу я вижу, что для Гарри Веселого и его людей появилась работа.
Пока философ выступал в деревне, его наемники встали лагерем в тенистом овраге. Жители села, так непочтительно обошедшиеся с одиноким проповедником, и не подозревали, какую беду он привел с собой.
— Прикажи своим головорезам окружить эту деревню. Предайте все огню, и чтобы ни одна живая душа не ушла от возмездия! — с каменным лицом и пылающим адским огнем взглядом распорядился Мангрейд. — Если ускользнет хотя бы курица, я буду о-очень разочарован.