Сговор монстров
Шрифт:
– Нимфы, – позвал Грифон, – вносите закуски!
Я встрепенулся. Звери собирались прервать свой странный ритуал, чтобы немного перекусить. Нужно воспользоваться этим шансом и попытаться понять, что же тут все-таки происходит и чего они ждут от меня. Быть может, мне даже удастся сбежать и прихватить с собой Эбенезума. Я оглянулся по сторонам, но даже с возвышения, на котором мы стояли, не видно было ни единого свободного местечка, куда бы я мог протиснуться: зверья на поляне набилось как сельдей в бочке.
Грифон, неслышно шагая на мягких кошачьих лапах,
– Человек, у тебя есть несколько минут отдыха. Можешь спуститься вниз и познакомиться с членами нашего братства поближе. Мы хотим, чтобы ты чувствовал себя как дома.
Как дома? Что ж, быть может, я и впрямь зря беспокоюсь? Что, если этот Грифон всего лишь обычный отец, немного, правда, властолюбивый, который хочет, чтобы я сообщил другим людям об этом их странном ритуале? Быть может, мне только показалось, будто половина собравшихся прикидывает, каков я буду на вкус под сметанным соусом? И я постарался как можно дружелюбнее улыбнуться Грифону.
– Да, – обронил тот, словно только что вспомнив, – после перерыва ты сможешь продемонстрировать собранию свои магические способности.
Глава седьмая
«„Репутация волшебника обязывает“ – таково старое изречение. А репутацию, как известно, трудно заработать, но очень легко потерять. Утративший репутацию волшебник берется зачастую за весьма сомнительные дела, и, хотя доход они ему приносят больший, нежели прежнее его занятие, гордиться ему все же нечем. Из чего следует, что волшебник, который хочет добиться успеха, должен работать на три-четыре репутации одновременно, и тогда, если ему повезет, у него будет одна на все случаи жизни».
С другой стороны, побег – не такая уж плохая идея, Я снова обвел взглядом собравшуюся толпу монстров. Около дюжины женщин, одежды на которых всех, вместе взятых, едва хватило бы на одну, деловито проталкивались сквозь сборище, толкая перед собой деревянные тележки с угощением. Там были бочонки с хмельным медом, подносы с печеньем и сандвичами и еще какие-то извивающиеся мелкие твари, которые громко визжали, когда чудовища их проглатывали.
Мне оставалось только надеяться, что монстры насытятся этой мелочью и на мне у них уже кончится аппетит. Однако делать нечего – придется идти в толпу.
– Хей! Да это же человек!
Я определенно привлекал внимание.
– Думаете, он и впрямь волшебник? Раздался грубый смех.
– Ну конечно! Он такой же волшебник, как я – бука!
– Подожди, а я думал, ты и есть бука.
– Какой же я бука, когда я – водяной! У тебя что, совсем глаз нет, химера несчастная?
– Что несешь? Какая я тебе химера?
Я перестал прислушиваться, о чем они говорят, в тот момент, когда невыносимо притягательная и при этом почти совершенно раздетая женщина остановилась передо мной.
– Привет, малыш, – обратилась она ко мне чуть хрипловатым голосом.
– При… Гм… ну да… – Пока я мямлил, она взяла меня за руку. Ее розовый
– Не хочешь ли чего-нибудь? – продолжала она все так же вкрадчиво.
– А-хм… ну да, – только и смог выдавить я. Кажется, меня даже пот прошиб. До сих пор я и не замечал, что на улице так жарко.
– Эй! Руки прочь от моих нимф! – Какой-то коротышка с козлиной бородкой сверлил меня злобным взглядом.
– Ты кто? – спросил я, страдая в то же время от мысли, что нормальный волшебник наверняка знает гораздо больше о мифических животных, чем я. Все, что мне было известно на сей счет, я почерпнул из разговоров с Хьюбертом, знакомым драконом, который теперь делал карьеру в мюзик-холле. А он ничего мне не рассказывал про коротышек с козлиными бородками.
– Ну ты, парень, даешь! – Бородатый, у которого еще были, оказывается, копыта и длинный хвост, ощерился в неприятной усмешке. – Ты что, про Сатира никогда не слышал?
А, ну да. Теперь все понятно. Об этом мы действительно говорили однажды с Хьюбертом.
– Доводилось, – ответил я. – Это такой литературный жанр, не правда ли?
– Откуда он свалился? – Бородатый в притворном ужасе обвел глазами небо над нашими головами. – Нет. Сатир. С-А-Т-И-Р! Свирель Пана, знаешь ли! Игры и забавы с нимфами среди цветущих лугов! И прочее в том же духе.
– Да, конечно! – Небрежным движением искушенной в плетении заклятий руки я отмахнулся от глупой ошибки. – Теперь-то я тебя узнал. Голова другим занята, знаешь ли…
– Знаю я, чем она у тебя занята, – моими крошками! – Сатир бросил взгляд на более чем недоодетую нимфу. – Беги, Ниффи, беги! Потом поиграем и позабавимся, ладно?
Нимфа послала мне прощальную улыбку:
– Может быть, я угощу тебя чем-нибудь, малыш? – Голос ее стал еще более умопомрачительно бархатным и зовущим.
– Гм… ну да, – только и смог ответить я, провожая ее взглядом, пока она шла сквозь толпу.
– Если будешь и дальше так трясти головой, тебя укачает, – услышал я чей-то низкий звучный голос прямо у себя над ухом. Я обернулся и оказался лицом к лицу со стеной серой плоти. – Мы, кикиморы болотные, все про тошноту знаем.
Так, значит, я прошел всю толпу насквозь и добрался до Кикиморы. Значит, я уже на краю поляны. Может, мне все-таки удастся сбежать.
– Вот как, – ответил я в лучшей чародейской манере. – А я тут, знаешь ли, прогуливаюсь, воздухом дышу.
– Неплохо придумано, в такой толпе и впрямь по свежему воздуху соскучишься, – резонно заметила Кикимора. – Мы, кикиморы болотные, нелюбим толпу.
– Вот как, – снова проронил я.
– Тут речушка прямо позади меня. Можешь освежиться. Кикимора болотная всегда должна быть к воде поближе, иначе быть беде.
– Вот как? – переспросил я, сдерживая вопль восторга. Речушка? Интересно, приплыл ли кто из этих тварей на лодке? С каждой минутой идея побега начинала казаться все более и более осуществимой.
Ни в коем случае не следует выдавать свою радость. Сначала поговорить о том о сем, потом отойти, точно пошел вдоль речки прогуляться.