Сговор

Кузнецов Александр Александрович

— Огонь на поражение, — сухо сказал капитан.

“На поражение! На поражение!” — разнеслось по кораблю, который весь охватило чувство необыкновенного воодушевления, как если бы речь шла о немедленном взлете корабля со всем

его экипажем в небеса.

— Носовое орудие — огонь на поражение!…

И там, в тесноте носовой башенки, куда набилось трое: мичман Капуста, старшина срочной службы Курицын и молодой матрос Рымников, зашевелились. Краснощекий широкий старшина вдруг стал выбираться из-за панорамы, скорее для приличия спрашивая:

— Разрешите, товарищ мичман, Рымников заместо меня.

Этого старшину командир пообещал уволить в запас на две недели раньше, если тот подготовит себе хорошую замену.

— Будет ему экзамен в деле, — говорил Курицын, вовсе не дожидаясь, что там в ответ промямлит мичман, а уже заталкивая на свое место нескладного хлипкого Рымникова.

— Валяй, — сказал вдогонку всем его словам и уже свершенным действиям мичман. — Но он промажет.

— Слышал, Рымник? Валяй за панораму, балласт… И помни мою доброту. — Голос его и тяжелая рука, легшая сзади на тонкое плечо Рымникова были снисходительными на этот раз.

И Рымников, длинношеий, нескладный, длиннорукий, слабый, ударяющийся обо все выступы на корабле, послушно уселся

на место наводчика.

— Промажешь, сучий потрох, головой в клюз засуну! — сказал ему над ухом Курицын.

— Промажет, — усмехнулся мичман, — уже промазал… Нейтральная вода уже кончилась, у него всего двадцать секунд…

Но матросик почему-то не боялся в этот момент старшину Курицына, его охватила дрожь совсем по другому поводу, он впервые сел за панораму не для учебной, а для настоящей боевой стрельбы. Он припал глазами к окулярам, и сразу переместился из тесного освещенного приглушенной желтой лампой пространства в дивный ночной мир океана, залитый резким зеленым искрящимся светом.

“Как здорово! Здорово! Здорово!…” — возликовала его душа.

— Огонь на поражение!…

— Промажешь – будешь заместо якоря…

— Промажет…

“Промажу?” — подумал Рымников. И эта ночь, и стремительно набегающее море, и вспыхивающие брызги, и огни трассеров, похожие на летящие звезды, и звезды где-то на отшибе, и несущийся корабль, и петляющая, улепетывающая за нейтральные воды лодчонка — все вдруг завертелось в глазах Рымникова веселой, безумной, жуткой каруселью, да так, что захотелось ему самому плясать и петь, захотелось беситься от безумной радости, охватившей весь отчаянный мир.